Собственную парфюмерию Дом Lanvin стал выпускать еще в начале двадцатых годов, но только с приходом швейцарского парфюмера Андре Фрейса добился настоящих успехов на этом поприще. Фрейс любил говорить, что «Как и любовь, духи должны покорить женщину сразу». Его первые духи Му Sin – «мой грех» – пользовались огромным успехом. Говорят, когда он собрался приступать к работе над следующим парфюмом, он пришел к мадам Ланвен за указаниями – и та, показав на дочь, которая играла на рояле, сказала лишь: «Думайте о Мари-Бланш!» Удивительные духи, изысканный аккорд розы, жасмина, чубушника, ландыша и жимолости, переливающийся подобно фортепианным пассажам, Мари-Бланш назвала Агреде – «Арпеджио», ныне считающийся одной из вершин мировой парфюмерии, легендой и вечной классикой. Рато создал для них необычный, изысканный в своей простоте флакон, украшенный золотым рисунком знаменитого Поля Ириба. Этот художник, работавший для Коко Шанель и Поля Пуаре, еще в 1922 году создал несколько рисунков Жанны и ее дочери, одетых в вечернике платья от Дома Ланвен. Один из них Жанна выбрала в качестве эмблемы дома: на нем Жанна и Маргерит протягивают друг другу руки.
Эскизы Жанны Ланвен
Модели Жанны Ланвен в Gazette du Bon Ton, 1915 г.
Модели Жанны обладали удивительным свойством – они умели выглядеть роскошно, не затмевая при этом личность своего носителя. Клиентами Дома Lanvin были звезды Голливуда и европейские монархи, заказывавшие у Ланвен одежду и для себя, и для всей своей семьи. Графиня де Полиньяк, ставшая светской львицей и известной меценаткой, служила лучшей рекламой дома моды своей матери – изысканная и романтичная, она посещала светские рауты по всему миру исключительно в нарядах от Ланвен.
Жанна не прекращала работу даже с началом Второй мировой войны: хотя ее модели стали строже, а отделка лаконичнее – в военное время было тяжело достать бисер, кораллы, смальту или перламутр, которыми раньше расшивала свои наряды Ланвен, – они не потеряли своей привлекательности, по прежнему делая женщину прекрасной. Жанна провозглашала «красоту, несмотря ни на что», – и клиенты отвечали ей преданностью и уважением.
Жанна Ланвен скончалась б июля 1946 года, в своем доме в Париже, на руках у дочери. Графиня Полиньяк, унаследовавшая дом моды своей матери, заботливо руководила им до самой своей смерти в 1958 году, а после передала его племяннику Иву Ланвену. При ней главным модельером дома стал испанец Антонио Кановас дель Кастильо, которого в 1960 году сменил Жюль Франсуа Крахе. Работал на Дом Ланвен и прославленный Клод Монтана. Ныне им руководит Альбер Эльбаз, сумевший вернуть ему прежний блеск и славу, несколько потускневшую со временем. И ныне, как и десятилетия назад, имя Жанны Ланвен означает изысканную красоту, утонченную роскошь и превосходный вкус.
Валентина Санина
Директор нью-йоркской моды
О детстве и юности Валентины, как и многих российских женщин, чья молодость пришлась на бурный период войн и революций, почти нет достоверных сведений. История этого периода ее жизни столько раз переписывалась, в первую очередь ею самой, что установить правду теперь довольно затруднительно – документы пропали, очевидцы умерли, воспоминания противоречат друг другу. Долгое время считалось, что родилась Валентина в Киеве 1 мая 1904 года. Однако, когда в 1989 году она скончалась, в американской прессе писали, что Саниной было девяносто лет, а потом – что и девяносто пять.
В настоящее время принято считать, что год рождения Валентины Саниной – 1894. Изменила дату она, уже переехав в США, – скорее всего, ей хотелось оказаться хотя бы по документам моложе своего мужа, родившегося в 1900 году. Родителями Валентины были люди хорошо образованные, но не отличавшиеся ни благородным происхождением, ни особым достатком. Между тем Валентина с детства тянулась ко всему красивому, обладала тонким от природы вкусом и развитым чувством индивидуальности. Гимназическая униформа ее угнетала, хождения строем на переменах мучили. Ей было невыносимо выглядеть «как все» – и уже в юности Валентина постоянно провоцировала гимназическое начальство, появляясь в классах в белых передниках собственного покроя или с уложенными на необыкновенный манер золотистыми косами.
Валентина выросла красавицей – тонкие черты лица, роскошные волосы, огромные голубые глаза и благородная, эффектная манера держаться. Мужские сердца разбивались одно за другим. Окончив гимназию, Валентина быстро стала своей в пестрой среде тогдашней киевской богемы, поражая знакомых не только красотой и необыкновенными нарядами собственного изготовления, но и неординарностью суждений в сочетании с весьма язвительным чувством юмора. Один из поклонников посоветовал ей попробовать себя на сцене, и Валентина приняла этот совет. Оказавшись после Февральской революции в Харькове, она поступила на драматические курсы, и, хотя актерский талант у нее был весьма небольшой, уже скоро стала получать небольшие роли благодаря своей эффектной внешности и отточенным манерам. В то время Валентине больше нравилось играть на сцене, чем разбивать мужские сердца, хотя вертеть поклонниками у нее получалось гораздо лучше, чем исполнять драматические роли. Она старалась, как могла, репетируя каждую свободную минуту, нередко используя очередного влюбленного мужчину как зрителя, суфлера и критика в одном лице.
Александр Вертинский
В 1918 году на Украине, особенно в Харькове и Одессе, оказалось множество столичных знаменитостей, приехавших после Октябрьского переворота на гастроли в сытые украинские города и застрявших там, отделенных от родных мест линией фронта гражданской войны. Среди них был и прославившийся своими «изысканно-жеманными» песнями Александр Николаевич Вертинский.
С Валентиной Саниной Вертинский познакомился в артистическом кабаре при харьковском Доме артиста – провинциальном подобии знаменитой петроградской «Бродячей собаки», куда попал, едва приехав в Харьков из Киева. В своих воспоминаниях Вертинский так описывает свое первое впечатление от Валентины: «На меня глянули безмятежно-спокойные, огромные голубые глаза с длинными ресницами, и узкая, редкой красоты рука с длинными пальцами протянулась ко мне. Она была очень эффектна, эта женщина. Ее голова была точно в тяжелой золотой короне. У нее были раскосые скулы, красиво изогнутый, немножко иронический рот…Она была очень похожа на пушистую ангорскую кошку». Певец был сражен с первого взгляда: и красотой молодой женщины, и ее необыкновенным нарядом. Санина была одета в закрытое до горла черное платье, подчеркивающее все кошачьи изгибы ее стройного тела, с единственным украшением – висящим на шелковой ленточке белым хрустальным крестом, эффектно выделявшимся на фоне черной материи. Этот наряд был столь непохож на яркие пестрые туалеты остальных дам, увешанных поддельными драгоценностями, что уже этим много мог сказать о своей обладательнице.
