Внешне это было незаметно – Бапиков весьма неплохо владел мимикой, – но, вообще-то, куратор пребывал в сильнейшем недоумении. Глядя на огромные двери с золотыми ручками, он пытался понять, как он вообще тут очутился? Изначально у него не было намерения докладывать наверх о новом постояльце пансионата номер сорок пять. Он лишь отписался, что курирует проведение спецоперации, целью которой является обнаружение значительной по численности группы вольных альтеров. Сделав это, Бапиков приготовился терпеливо ждать, когда Шарков вытянет наконец из альтера информацию о местонахождении поселка. Сам он зарекся снова появляться в пансионате. Лишь раз пообщавшись с Мастером, куратор понял, что у этого альтера нет абсолютно никаких моральных принципов и ограничений. То есть он способен абсолютно на все. А с учетом того, на что он действительно был способен, Бапиков вовсе не горел желанием оказаться рядом, когда у того вдруг сорвет крышу. Ну или просто испортится вдруг настроение из-за того, что килька на его тарелке окажется пересоленной, а чай в кружке – слишком горячий. Нет уж, пускай этим вопросом занимается Шарков. Он всю эту кашу заварил, так пусть сам теперь и вылавливает из нее куски сала.
Но день назад, выслушав доклад Шаркова о том, что Мастер наконец-то изъявил желание поделиться имеющейся у него информацией, Бапиков вдруг решил, что обо всем происходящем необходимо немедленно доложить наверх. Причем не просто наверх, а на Самый Верх! Туда, куда не всякому суждено долететь. В тот момент он даже ясно понимал, для чего это нужно. Доклад спин-протектору стал бы его личной гарантией не на тот случай, если вдруг что-то пойдет не так, а как раз наоборот, если вдруг все сложится как надо. Тогда уж непременно найдется множество прилипал, желающих разделить с куратором его успех. И, поскольку прилипалы эти будут в чинах весьма высоких, отмахнуться от них будет не так-то просто. Совсем другое дело, если об операции будет заранее известно спин-протектору. И не просто известно – Бапиков преподнесет ему свою победу на золотом подносе, как дорогой трофей! И сам, разумеется, получит в ответ солидный бонус. Докладную записку, приложенную к просьбе о личной аудиенции, куратор составил исключительно грамотно. Слово к слову – как кирпичики в стене. Как будто кто диктовал ему текст на ухо. Прочитав такую докладную записку, просто невозможно было отложить ее в сторону и забыть. Поэтому первый секретарь сразу же передал докладную записку Бапикова референту, а тот незамедлительно поместил ее в папку с надписью «Важное», которая каждое утро оказывалась на столе спин-протектора. Рядом с двумя сваренными всмятку яйцами, двумя тостами с тонким слоем малинового джема, одной тонкой венской сосиской и тарелкой овсяной каши, что неизменно ел спин-протектор на завтрак.
День назад все это казалось Бапикову вполне логичным и оправданным. Теперь же он чувствовал себя не сказать, что круглым идиотом, но все же не очень разумным человеком. Спин-протектор – это ведь акула, способная с ходу отмахнуть руку, ногу, а то и голову. Сперва проглотит не жуя, а потом уже подумает, а что, собственно, произошло? Чем намеревался удивить он спин-протектора? Тем, что у него есть суперальтер, с которым он не знает, что делать?..
Тонко пропищал переговорник на ремешке у охранника. Охранник поднес переговорник к уху. Он ничего не говорил, а только слушал. Бапиков тоже всегда так поступал, когда ему звонили из руководства.
Сколько они простояли перед огромными дверями с золотыми ручками? Полчаса? Час?.. Бапиков не решался посмотреть на часы. Но он чувствовал, что у него затекли ноги… Два?.. Три часа?.. А, впрочем, какая разница!
Так и не сказав ни слова, охранник выключил переговорник, подошел к двери, положил ладонь на золотую ручку, посмотрел на Бапикова и коротко взмахнул кончиками пальцев другой, опущенной руки. Куратор нервно улыбнулся, суетливо переложил планшет сначала в левую руку, затем – в правую и мелкими шажками двинулся к дверям. В нужный момент охранник чуть приоткрыл перед ним правую створку. Бапиков вошел в рабочий кабинет спин-протектора, а оставшийся в холле охранник неслышно прикрыл за ним дверь.
Помещение, в котором оказался Бапиков, можно было назвать кабинетом, только обладая недюжинным воображением. На самом деле куратор вошел в огромный зал, ярко освещенный пятью большими, многоярусными, хрустальными люстрами. Окна были плотно задрапированы тяжелыми малиновыми шторами с кистями на плетеных золотых шнурках, так что день снаружи, вечер или ночь, узнать было решительно невозможно. Точно так же невозможно было судить о времени года или даже о том, на каком этаже ты находишься. Поэтому создавалось впечатление, будто зал-кабинет существует сам по себе, вне пространства и времени. Под ногами у куратора лежал декоративный паркет, в котором меж цветочных узоров он мог видеть отражение своего растерянного лица. Звездчатый свод потолка был выкрашен яркой лазурью с не менее ослепительной золотой отделкой. В круглых картушах были изображены сцены из библейских историй.
В целом убранство зала отличалось аляпистым богатством и безвкусной эклектикой. По стенам было развешано дорогое оружие – мечи, щиты, алебарды, мушкеты, пищали, среди которых затерялся автомат Калашникова, инкрустированный золотом и слоновой костью. Куратор слышал, что спин-протектор мнит себя большим знатоком оружия и военного дела в целом, хотя, по отзывам специалистов, и в том и в другом он полный профан. Но кто же ему об этом скажет!
В зале было множество редких и дорогих вещей. В неглубокой нише стояли рыцарские доспехи. А в соседней с ней нише – саркофаг. На невысоком столике красовалась ваза династии Мин с вытянутым горлышком и изображением журавля на округлом боку. Напротив нее прямо на полу стояла странная каменная глыба, отдаленно напоминающая одну из работ Генри Мура. Чуть левее – мраморный бюст самого спин-протектора в образе римского императора, в тоге и с лавровым венком на голове.
В общем, тут было на что посмотреть. Хотя большинство предметов этой странной коллекции вызывало не восхищение, а в лучшем случае смешанное с недоумением удивление. Однако Бапикову было не до искусства. С того самого момента, как переступил он правой ногой порог кабинета, взгляд его, его слух, обоняние… Короче, все его чувства, включая те, в существовании которых ученые сильно сомневаются, были прикованы к возвышению, на которое вели три невысокие ступени, застланные красным ковром. На возвышении стоял огромный письменный стол, блистающий лаком, золотом и перламутром, похожий на постамент для конной статуи великого полководца. Хотя с таким же успехом он мог служить и сценой для выступления краснознаменного казацкого ансамбля песни и пляски. И ничто не помешало бы лихим казакам петь и плясать, поскольку на столе не было ничего, кроме ярко-красной кожаной папки.
Над столом висел огромный поясной портрет спин-протектора кисти Бруно Семирекина. Бапиков мало что понимал в живописи, но он точно знал, что портреты всех нынешних знаменитостей пишет только Бруно Семирекин. Главной чертой художественного стиля Семирекина являлось умение польстить своей модели. Причем не грубо, а очень даже аккуратно, так что не всякая модель понимала, что ей льстят. А та, что понимала, предпочитала делать вид, что не понимает. По этой самой причине иметь портрет кисти Семирекина было не просто модно, но еще и престижно. В определенных кругах. Тех, кто мог оплатить работу Бруно Семирекина, потому как брал он за свои портреты, не скромничая, как за «Джоконду». Не копию, а настоящую.
