— Лиззи, что происходит? — Бен смотрит в бокал, боясь встретиться со мной глазами.
— Он ушел. Ее зовут Эмма. Эмма Глянц, если точнее, она совладелица ресторана. Блондинка, хорошенькая, молодая… ну, моложе меня. Мег говорит, у нее есть сын. Так что… Адам ушел. Смылся. Бросил.
У него с Эммой любовь. Бросил меня, нет больше Адама и Бет.
Бен слушает, закусив губу. Тянется к сковородке, утаскивает кусочек красного перца, принимается грызть.
— Спагетти хватит на троих? — Старательно избегая моего взгляда, он смотрит на Карен.
— Конечно, — говорит она.
Бен поворачивается ко мне и берет за руку:
— Адам… Теперь понятно, откуда слезы.
И я снова расклеиваюсь. Он обнимает меня за плечи и прижимается лбом, тихо бормочет:
— Идиот.
Мы с Карен киваем.
— Ты за меня не тревожься, все в порядке, правда. — Я сжимаю его руку. — Но потребовалось несколько месяцев и помощь врача. — Шмыгаю носом, потом хихикаю. — Зато теперь я в норме.
Думаю, что наконец могу жить дальше.
— Несколько месяцев? — Бен в ужасе морщится.
— Господи, да когда же это произошло? Жить дальше? Бет? Я…
— Еще вина? — Карен доверху наполняет его бокал, не дожидаясь ответа.
— У него серьезно? Я имею в виду…
Несмотря на терзающую меня боль, улыбаюсь:
— Это не имеет значения, Бен. Вот что самое грустное. Мне уже не важно, серьезно ли это, встретил он любовь всей жизни или снова тупо вляпался.
Мне нужно думать о себе, и теперь я готова жить без Адама.
Бен молчит. В уголке его левого глаза я замечаю крохотную слезинку. Тянусь к нему и смахиваю ее.
— Но ты же его клей, Лиззи… Хотя он всегда был слишком туп, чтобы это осознавать. Ты — его клей, связующее звено. Его недостающая часть, ему очень повезло, что он нашел тебя. Ты его клей, — повторяет он, тряся головой.
— Уже нет.
В голосе Бена явственно звучит отвращение:
— Придурок!
— Полный, — соглашается Карен. — Надеюсь, вы любите с сыром.
Не дожидаясь ответа, она от души бухает на сковородку пармезан. И морщится, энергично размешивая смесь на сковородке.
— Глянц? Дурацкая фамилия. И сын, оказывается?
А я и не знала.
— Видимо, она… Ладно, хватит. Заночуешь здесь?
Свободных комнат полно.
Бен кивает:
— Да, хорошо бы. Я не могу поехать домой. Если он там, я просто его прибью.
Мы молчим. Потом музыка снова меняется, и я смотрю на Карен. Группа «Холлиз», композиция «Он не тяжелый». «Дорога длинна, но мне достанет силы его донести. Он как пушинка, мой брат». Я знаю, она начала слушать эту песню после того, как я рассказала ей про Саймона, но сейчас, в это мгновение, смысл композиции другой.
— Тупая песня, — хором произносят Бен и Карен, переглядываются и хихикают.
Я смотрю на них и ясно вижу искры физического притяжения. Наполняю бокал, делаю глоток, продавливая застрявший в горле ком глубже в пищевод.
Мне одиноко и плохо. Проносится мысль о том, где сейчас Адам, с кем, чем занимается. Думаю, прав ли Бен. Если я действительно «связующее звено», удержится ли он на плаву без меня?
Глава 14
Последнее время мне кажется, что я все же распадаюсь на куски. Будто был якорь, а теперь нет и самому мне не удержаться.
Меня словно несет по волнам — по волнам жизни, а ведь я привык быть ее хозяином. Я стараюсь дотянуться, ухватить что-то, что послужит якорем взамен утраченного, но не могу.
По дороге в Клэпхем стараюсь не зацикливаться на новости, которую сообщила Кира, — хотя что могло перевернуть мою жизнь сильнее?
Мег еще дуется, а уж как я извинялся!
И только когда я коленопреклоненно попросил ее простить меня, десятый раз повторил, как сожалею, что забыл про ее экзамены, напомнил, что девушке нельзя морить себя голодом, и сказал: «Хэштэг#дапапашкастараязадницаноонпросящаяопрощениистараязадница», она рассмеялась и в конце концов согласилась со мной поужинать.
Мы обосновались неподалеку от ее квартирки. Мег выделила на встречу час своего времени, и я надеялся, что «Пицца-экспресс» не подкачает.
Быстро делаем заказ. Я снова прошу прощения.
Дочка поднимает на меня серьезные глаза.
— За — что — и — мен — но?
В воздухе рассыпается стаккато ее слов.
— За все. Я идиот.
— Разбитую вазу не склеить.
Она достает из сумочки телефон, смотрит на экран и начинает набирать сообщение. Моя ваза из особого сорта фарфора: рассыпается не то что в осколки — в пыль.
— Мне нужно было с тобой увидеться.
— Конечно. Главное всегда — то, чего хочешь ты.
— Возможно, ты просто чего-то не понимаешь.
— Ну коне-ечно! Взрослый и опытный учит мудрости глупую малявку. Мне не требуется понимать больше, чем сейчас. Ты изменил маме. Она предупредила, что второго раза не простит. Ты ее бросил. Я ничего не перепутала?
Я беру ее за руку. Мег пытается руку отдернуть, но я не отпускаю.
— Да, я накосячил. Если бы я мог повернуть время вспять…
— Папа… — Она все-таки выдергивает руку. — Ты вообще понимаешь, что сделал? Понимаешь, что такое иметь отца, который думает о тебе в последнюю очередь?
Да, моя милая Мег, уж это я понимаю.
К глазам подступают слезы, я стараюсь их сморгнуть. Во рту сухо, и прежде чем произнести хоть что-то, приходится облизывать губы.
— Я оставил тебя без поддержки в трудную минуту.
Верь, не верь, если я что и ненавижу, так это оставлять кого-то без поддержки. Большую часть времени, Мег, я был тебе хорошим отцом. До самого этого… события… думаю, хорошим.
Она отводит взгляд и часто шмыгает носом. Косится на экран телефона, разговор увядает.
Когда приносят пиццу, я нарушаю молчание:
— Все может стать еще хуже… и я хотел встретиться с тобой сегодня, чтобы сказать кое-что. Я тебя люблю. Люблю всем сердцем.
Мег жует и внимательно меня рассматривает.
— Все еще хуже? Ты с мамой раз-во-дишь-ся?
Я трясу головой.
— Что ты, я совсем не это имел в виду… Конечно, нет… Просто, понимаешь… Я знаю, тебе тяжело меня простить.
Мой телефон подает сигнал. Сообщение от Киры.
Не вовремя, но я делаю дочери знак, что мне надо его прочитать. Она передергивает плечами.
