Именно поэтому нам следует объединиться и вместе что-то придумать. Причем быстро.
У меня перехватывает голос. Мег продолжает:
— Слышал новости? Круто, правда? Она так рада, что поедет в Лос-Анджелес.
Я не могу. Я просто не могу.
Мег улыбается:
— И знаешь, песня вышла фантастическая, точно, одна из лучших. Я так горжусь мамой!
— И я … и я … Мег, пожалуйста. Есть кое-что…
ты должна мне помочь.
Она поворачивается ко мне, внезапно заинтригованная.
Возможно, моим тоном. Господи…
— В чем? — Отпивает кофе и смотрит с любопытством.
— Как ты уже знаешь, много лет назад…
— Папа, ну что опять? — Она рассматривает меня, как забавный лабораторный образец.
— Много лет назад… больше десяти… я изменил твоей маме. Одна ночь. Там была только одна ночь…
Она смотрит в изумлении.
— Я не хочу об этом знать. — И качает головой.
— Придется, Мег. Придется. — В моем голосе отчаяние.
— Эта женщина, Кира Гренджер, родила ребенка.
Моего ребенка, но она не хотела, чтобы я принимал участие в его воспитании. Я…
Мег внезапно замирает, будто каменеет. На пепельно-сером лице застывает выражение полного недоверия, абсолютного отрицания.
— У тебя есть еще ребенок? Ты говоришь мне, что у тебя есть еще ребенок?!
— Да. Сын — и я никогда не встречался с ним.
Так мы условились с Кирой. Так она хотела, и… это меня устраивало. Мама не знала. Никто не знал. А несколько недель назад ситуация изменилась.
Мег не отводит от меня взгляда.
— У меня есть брат, — тихо говорит она. — Брат, о котором мама ничего не знает. Господи… Какая же ты дрянь! И почему сейчас? Ты планировал сделать из нас «Семейку Брейди»? Милашки-родители и дружные шустрые детишки?
Я отвожу взгляд и считаю полоски на ковре.
— Он болен. Лейкемия. Надо, чтобы ты сдала пробу костного мозга. Срочно. Если ты согласна, конечно.
Суть в том, что братья и сестры — самые лучшие доноры, а ты его единственная сестра. Сводная, — поправляюсь я.
Она прижимает ко рту руки, затем резко наклоняется к корзине для мусора. Глубоко дышит, успокаивая желудок.
— Мег… — Я встаю и делаю к ней шаг, но она отталкивает меня.
— Уйди… Уйди!
— Пожалуйста, Мег. Пожалуйста, послушай.
Мне хочется заорать: я согласен на все. Что потом она может делать что угодно, вопить, скандалить, — пусть только сначала сдаст пробу.
Она поднимает на меня взгляд:
— Я не знаю, кто ты.
— Он просто маленький мальчик. И он умирает.
— Я изо всех сил стараюсь до нее достучаться.
Мег прикусывает дрожащую губу.
— Уходи. Убирайся! — По ее лицу потоком текут слезы. — Не говори больше ничего. Между мной и тобой все кончено. Кончено! И даже не думай, что я промолчу! Я все расскажу маме! — С этими словами она показывает мне на дверь. — Вали отсюда к чертовой матери!
Опершись на спинку стула, я глубоко вдыхаю через нос и выдыхаю ртом. Сердце как будто крутится в огромной мясорубке.
Разворачиваюсь и выхожу. В голове эхом стучит: «Между мной и тобой все кончено!» Рикошетом отдается от стен лестничного пролета, снова и снова пронзает тело, проникает в кости, жалит мозг. Я готов ухватиться за все, что дает хоть крошечную надежду.
Образы, воспоминания…
Она не то хотела сказать. Не желала причинить мне боль. Слишком многое разом свалилось на нее.
Она испытывает злость и горечь. Конечно, Мег поможет.
Мы правильно ее воспитали. Но она расскажет Бет. Это так же несомненно, как то, что у Мег в венах течет кровь с моей ДНК, как то, что точно такая же кровь течет в венах Ноя.
Мег все расскажет матери. Если я не успею первым.
Я боюсь. Страх пронизывает меня насквозь, и сейчас мне так же страшно, как было… тогда… с родителями.
До смерти жутко.
Глава 23
Накрапывает бесконечный дождь, не давая сосредоточиться.
Работа не идет. Утром я встала, напевая «Скучаю по тебе ночами» Клиффа Ричарда. Слова песни навели на мысли об Адаме. Этим утром он никак не выходит у меня из головы. Я выглядываю в окно — сад в ужасном состоянии.
Зима довольно мягкая, но все-таки до наступления декабрьских холодов надо найти садовника, иначе все вымерзнет. Или самой развивать навыки землекопа.
Пока я об этом размышляю, рука тянется к телефону.
— Это я.
— Привет.
Он нервничает. Всего одно слово, но я каким-то образом чувствую это и спрашиваю:
— У тебя все в порядке?
— Да. — Он вздыхает. — А у тебя? Все сложила?
До моей поездки в Лос-Анджелес еще шесть дней, но он слишком хорошо меня знает. Весь «летний» гардероб уже перестиран, выглажен и упакован. Я уложила солнцезащитный крем, полную косметичку, фен, бигуди для выпрямления волос, нижнее белье.
В отдельной пластиковой папке наверху лежат дорожные документы: билет, паспорт, страховка. Мне нравится, когда все готово заранее.
— Ехать только через неделю, — говорю я. — Слушай, вот что: пока меня не будет, ты не согласишься поработать в саду? Там кошмарный беспорядок.
Можно, конечно, позвать садовника, но я подумала — возможно, ты соскучился по такой работе, раньше тебе нравилось копаться в саду. Я имею в виду, это в наших общих интересах.
— Э-э… да. Отлично.
— Я уезжаю в воскресенье. Ты мог бы взять в понедельник выходной и здесь обосноваться? — Выделю ему одну из свободных комнат. Наша постель — это теперь моя постель.
— Если ты хочешь. — Он явно колеблется.
— Да. Значит, договорились. Я одолжу тебе ключи. — Умышленно подчеркиваю слово «одолжу».
Я уже знаю, что дубликат ему не заказать: замки особые и зарегистрированы на меня.
— Может, оставишь их Сильвии, а я заберу?
— Хорошо. От Мег что-нибудь слышно?
Он молчит.
— Что-то она мне не отвечает. Была здесь вчера.
Я хотела, чтобы она разобрала свои вещи, но к моему возвращению она уже ушла.
— Мы вчера с ней говорили.
— И как она тебе показалась? Все нормально? — Я понимаю, что Адам не может знать, в порядке ли Мег, поскольку обладает эмоциональной чуткостью дождевого червя. — Ладно, не беспокойся. Дозвонюсь в конце концов. Лучше бы… И спасибо за сад.
