Сколько раз Сибил Мойр бередила мне душу…
и вот снова. Я знаю, они с Мег близки, но не желаю, чтобы моя мать внушила Мег напрасные надежды.
— Мег знает, что я этого не хочу — ни в глубине души, ни в другом месте. Мне этого не надо. Хотя и Адам, и я всегда будем в ее жизни.
Матушка идет на кухню и загружает тарелки в посудомойку.
Я пытаюсь сплющить сделанные из фольги контейнеры от китайских блюд и затолкать в мусорное ведро. В результате мы чуть не налетаем друг на друга. Она обнимает меня:
— Я лишь хочу, чтобы ты была счастлива.
— Буду. Только не с Адамом.
Уткнувшись мне в волосы, мама вздыхает:
— Может, ему просто следует показать, что он по-прежнему тебя любит?
— Это ничего не изменит, мама. Слишком поздно.
— Да, — вздыхает она. Снова идет в гостиную, доливает в бокалы вино и садится в любимое кресло. — Девять часов. Начинается «Игра престолов». Я обработаю тебе ногти утром.
Когда я засыпаю, мне снится, что Адам стреляется на дуэли с Тирионом. Из любви ко мне.
Я подскакиваю и просыпаюсь.
Что, если бы он на самом деле за меня поборолся?
Глава 26
Дорога домой дается мне тяжело. Сердце болит и колотится, в руках поселилась ноющая боль.
Поскольку я не мечтаю о сердечном приступе, приходится остановить машину и привести дыхание в порядок.
Звонит Кира:
— Куда ты делся?
— Мне пришлось уехать, прости.
— С тобой все в порядке, Адам? — Она явно обеспокоена.
— Конечно. Просто очень долгий день выдался.
— Слушай, прости за навязчивость, но мне нужно знать. Ты поговорил с Мег?
Теперь беспокойство Киры обо мне обретает смысл.
— Мег не разговаривает со мной с тех пор, как я ее попросил. Она сказала, что между нами все кончено и чтобы я больше к ней не подходил.
У Киры перехватывает дыхание.
— Я послал ей эсэмэску, написал на е-мейл. Подробно объяснил, что от нее требуется. Она знает, что это срочно. Я уверен, она поступит правильно.
— Спасибо. Прости.
Больше говорить не о чем. Что-то бормочу на прощание, завожу двигатель и включаю радио. Слушать музыку настроения нет, поэтому переключаюсь на канал общественного вещания.
Там полным ходом идут дебаты.
Женщина — ведущий представил ее как знатока Талмуда Реббеку Морли — говорит ясно и просто:
— Большинство людей живут без Бога в душе!
Все из-за этого! — Она возмущена. — Кажется, что в наши дни большая часть людей рады совершать грех, если нет риска, что их разоблачат. Для многих страх быть пойманным куда существеннее страха сделать что-то плохое. А если не поймали, то вроде все в порядке.
Ее мягко перебивает мужчина:
— Подождите, давайте внесем ясность. Что есть грех? Должны ли мы в понимании этого следовать Десяти заповедям?
Я переключаю канал и открываю новую бутылку с водой. Мягкие аккорды группы «Иглз» не отвлекают меня от мысли об упомянутых Десяти заповедях.
Почитай отца твоего и мать твою.
Не убивай.
Не прелюбодействуй.
Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего.
Я никогда не завидовал Сильвии; никогда не желал имущества других «ближних». Никогда и в мыслях не держал кого-нибудь убить. Никогда. Я совершил прелюбодеяние.
И я правда почитал отца и мать — в определенной степени. То есть до их… поступка. Но об этом я сейчас думать не буду. В помещении моего мозга просто нет для этого места.
Дома я наливаю себе большую порцию виски, опрокидываю в три глотка и наливаю снова. Открываю письмо, ранее обнаруженное в кармане. Оно в две страницы длиной. На страницах — цветистые закорючки почерка Сибил. От письма веет ее домом в Котсуолде — такой же запах лаванды и розмарина. Мне не писали письма от руки уже лет двадцать, если бы оно было не от Сибил, я бы разволновался. Расправляю мятые странички, снова делаю глоток и приступаю к чтению.
Дорогой Адам!
Ты был и остаешься мне дорог, несмотря на то что всегда был полным идиотом. Ты не ответил на мое сообщение, оставленное на автоответчике, и с тех пор я думала, как бы с тобой связаться. Ты изменил ей, Адам. Это не подлежит прощению. Ты не должен был делать этого — изменять моей чудесной, чуткой, любящей дочери. И даже в этой ситуации — я знаю это совершенно точно — ты хочешь, чтобы все стало как прежде. Я разговаривала с Мег. Мег хочет, чтобы вы были вместе, чтобы ее семья снова воссоединилась. Я также знаю, что и Элизабет придет к этой мысли. Если ты дашь ей время, покажешь, что по-прежнему ее любишь, не откажешься от нее, она тоже посмотрит на все по-другому.
Я тяжело сглатываю, резко встаю и опрокидываю стакан с виски. В ванной комнате стягиваю с себя одежду, переодеваюсь в спортивный костюм. В голове стоит жужжание, меня штормит. Нащупываю ключи, захлопываю дверь, выхожу и начинаю пробежку. Бегу долго, только по тротуару: светоотражающую куртку я забыл дома. Бегу, поглощенный собственными мыслями.
Бегу милю за милей, уверяя себя, что Форрест Гамп мне и в подметки не годится.
Возвращаюсь домой, и общий холл встречает меня умопомрачительными запахами: соседи готовят обед.
Захожу в квартиру, не обращая внимания на осколки и беспорядок. Не смыв с себя пот, наливаю еще стаканчик и сажусь на диван с письмом Сибил:
В юности я мечтала выйти замуж за человека, которого полюблю и который тоже будет меня любить. А повзрослев, осознала, что человек, ставший моим мужем, — настоящий козел. Но я его любила, а он любил меня. Я любила его достаточно сильно, чтобы простить то, что он любит спиртное сильнее, чем меня. Он не выпил ни капли до смерти нашего сына — а потом пил не останавливаясь. И умер. Люди называли меня дурой, ведь я оставалась с пьяницей, но я знала, как нам с Элизабет лучше.
Ради чего я все это пишу ? Любовь, настоящая любовь, в силах преодолеть любые несчастья. Так что все очень просто, Адам. Ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛЮБИШЬ ее, свою Бет? Больше всех на свете? Любишь, как она того заслуживает? Если так, то сейчас подходящее время, чтобы сказать ей об этом.
От всей души целую,
Сибил.
Под ногами хрустят осколки. Я иду к столу и подтягиваю поближе ноутбук. Моя жена заслуживает самой великой любви, какая только есть в мире, но еще она заслуживает правды, и пусть эту правду она узнает от меня.
