На улице идет дождь, а я без зонта. Ухитряюсь поймать такси и загрузить Карен на заднее сиденье.
— Поезжай домой. Отдохни, расслабься. Никакой работы. — Беру ее руки в свои. — Мои поздравления.
Это фантастическая новость. Вы оба молодцы.
Карен растерянно кивает, называет таксисту адрес, и машина трогается. Я стою под дождем на углу где-то в Сохо. Смотрю на небо и улыбаюсь.
У Карен с Беном будет ребенок. Моя песня звучит в фильме. Мне хочется радоваться и танцевать на тротуаре, как Джин Келли в фильме «Поющие под дождем ». Вместо того чтобы спуститься в подземку, останавливаю такси. Черт, теперь мне многое по карману!
Прошу водителя отвезти меня в Уондсуэрт, к складскому комплексу, где мы встречаемся с бывшим мужем.
— Боже. — Адам смотрит на оставшуюся мебель.
— Боже… — И запускает пальцы в шевелюру. — Вещи, среди которых мы жили, — на складе. Так странно.
Я киваю. Странно и больно. Мы стоим здесь, как потерянные, и смотрим на ряды шкафов и стульев, гору коробок, картины. Обломки распавшегося брака.
На глаза внезапно наворачиваются слезы, я сдерживаю рыдание и только тихо шмыгаю. Адам берет меня за руку и шепчет:
— Все будет хорошо.
О чем это он?
— Забери, что нужно. А остальное потом отдадим благотворительным организациям.
Собственные слова потрясают меня до глубины души: неужели такое количество наших общих воспоминаний будет выброшено всего лишь из-за недостатка места? Я впервые жалею, что мы продали старый дом.
Адам словно читает мои мысли:
— Что сделано, то сделано.
Он отпускает мою руку и подходит к чемодану.
Я сразу вспоминаю: это чемодан из чулана рядом со студией, именно в нем хранятся все подарки для Ноя и… Адам замирает и только смотрит, не в силах прикоснуться.
— Думаю, ты заглядывала внутрь?
— Да .
Он поворачивается ко мне:
— Теперь ты меня ненавидишь? За то, что скрывал все это от тебя?
— Нет, Адам. — Я качаю головой и сажусь на плетеный садовый стул. — Были моменты, когда я думала, что ненавижу. Я ненавижу то, что ты сделал, — что ты врал и изменял, что ты был слабым, что у тебя недоставало храбрости сказать все прямо и честно. Но тебя — тебя — я не ненавижу.
Он присаживается на чемодан Ноя.
— Должно быть, тебе достался более опытный психотерапевт, нежели мой Том. — Адам передергивает плечом. — Поскольку сам себя я ненавижу до сих пор.— А смысл? Легче ведь не станет.
Он глубоко вздыхает:
— Я хотел тебе рассказать. В самом начале, сразу, как только мне сообщила Кира. Когда мы ходили на консультацию, помнишь?
Я молча киваю.
— Но не сумел. Ты простила мне связь с Кирой.
Простила, даже продолжала любить, и я не сумел. Боялся все разрушить.
С ужасом вижу, что он начинает плакать. Стучит по чемодану, словно там спрятано нечто страшное.
Я замираю, что-то подсказывает: не мешай ему.
— Как вышло, что ты полюбила меня, Бет? Почему ты меня полюбила?
От его взгляда сердце обливается кровью. Напротив сидит мужчина, которого я любила всегда. Он плачет, ему плохо, он нуждается в утешении и любви.
А я застыла, как истукан, на старом выщербленном садовом стуле.
— Можешь не верить, но тебя всегда было легко любить.
Он качает головой:
— Им не хватило для меня любви. Получается, что тебе тоже.
Я сразу понимаю, о чем он говорит.
— Ты ведь прочитала то письмо… Мои родители любили друг друга сильнее, чем меня или Бена. Если верить Тому, я затаил обиду и нес ее все эти годы. — Адам саркастически усмехается. — Чистая правда, Шерлок. Капец, какая чистая. Они бросили меня, теперь и ты бросаешь.
И смотрит мне в глаза.
Останавливаю его. Подхожу, беру за руку.
— Я любила тебя всем сердцем. Я любила наш общий дом, жизнь, которую мы построили вместе. — Сжимаю зубы так, что они начинают ныть. — Я любила каждый твой жест, цвет твоих волос, запах твоей кожи, твой смех — все! Это ты бросил меня, Адам.
Вопрос, как сильно я тебя люблю и люблю ли вообще, никогда не возникал. Вопрос в том, как ты любил в ответ. Ты всегда думал сначала о себе.
Он опускает голову, вытирает слезы и смотрит в бетонный пол.
Крепко сжимаю его руку.
— Теперь я поняла. Зная то, что я знаю сейчас, поняла. Родители бросили вас на произвол судьбы.
Может показаться, они никогда вас не любили, но я уверена, это не так. Любили. Любили, как умели.
Ия. . . я очень тебя любила. И хочу, чтобы ты это знал. С чего я решила рассказать Адаму, насколько сильно его любила? Из жалости?
— Тайны и обман, — шепчет он. — Нас с тобой убили тайны и обман. Я любил тебя больше всех в жизни. — Его губы дрожат. — Я не прошу прощения, но этот урок я усвоил. — И он повторяет: — Тайны и обман.
— Адам, а Бен знает?
Он так сильно трясет головой, что я за него пугаюсь.— Ты не считаешь, что он должен знать?
— О боже, нет!
— Скажи ему. Он давно не мальчишка.
— Если бы отец хотел, чтобы Бен знал, то попросил бы меня ему рассказать. Да и подходящего момента не было.
— Твоему отцу не следовало взваливать на тебя эту ношу. Ты должен ему сказать. Карен ждет ребенка.
Они ждут ребенка. — Колеблюсь, но все-таки добавляю:
— А что, если у них когда-нибудь возникнет та же проблема, что и у Киры?
Адам медленно кивает. Время показать брату прощальное письмо отца наступило. Я кладу руку ему на плечо, крепко сжимаю, словно хочу отогреть.
— Все будет хорошо.
— Нет, — говорит он. — Не будет. Смотри, вокруг нас обломки прежней жизни. Я эгоистичный дурак, теперь надо собрать эти обломки, схватить тебя и умолять еще об одном шансе. Прошу тебя: всего один шанс. Я докажу, что изменился.
— Адам…
— Только не говори, что больше не любишь меня.
Пожалуйста, не произноси этих слов.
Смотрю ему в глаза.
— Ты уже не мой человек, Адам. Я тобой переболела.
Ты сражаешься за свое счастье, но твое счастье и мое — они теперь разные. Мне нужен кто-то, кто будет любить меня полностью, целиком.
— Я люблю. Я любил. Я изменился. Там, в Рукери… Я говорил тебе о Рози? Рози, бедняжка…
Его начинает трясти. Без остановки. Он дрожит и плачет, и все, что я могу, — обнять его крепко и держать.
