Все отлично.
Хотя на самом деле все не так. Меня преследует дурное предчувствие, от которого я не могу избавиться.
С той самой ночи, которую здесь провел Адам.
Мне страшно: я снова пустила его в свое личное пространство, и он как-то ухитрился остаться. А прежде, до той ночи, его здесь не было.
Включаю чайник. Руки перебирают лежащие на столе буклеты.
Их вчера принес Ион — разные варианты обустройства сада. А еще мне нужна музыкальная студия — дополнительная постройка, которая не разрушит окружающий ландшафт.
Таким образом я сохраняю гараж. Жиль одобряет: если дом придется продавать, гараж — дополнительный плюс. Поэтому я решила, что буду делать студию отдельно.
Рассматриваю предложенные проекты. Пожалуй, вот этот.
Наливаю кипяток в две чашки и иду наверх. Ион по-прежнему в постели, повернувшись к окну. В моей постели, в моей спальне, в моем доме. Лучи света проникают сквозь щель в шторах. Я этого терпеть не могу, а ему нравится.
Ставлю чашки, наклоняюсь и целую его:
— Ион, чай.
Он берет мою руку и целует. Не открывая глаз, бормочет:
— Спасибо.
Я уже знаю: окончательно он проснется через несколько минут и не будет злиться, что чай остыл. Он все равно его выпьет. Он все равно мне улыбнется.
Мы лишь несколько недель просыпаемся в одной постели, а я уже все знаю.
Присаживаюсь со своей стороны кровати, подгребаю подушки и делаю глоток. Через несколько минут я пойду в душ и постараюсь смыть с себя гадкое чувство.
Прошлой ночью, когда мы с Ионом занимались любовью, я представила, что со мной Адам. И сейчас мне от этого очень плохо. Если бы я по-прежнему посещала сеансы у доктора Каролины Гетенберг, хватило бы мне решимости ей признаться? Что бы я сказала?
«Сегодня ночью я занималась любовью со своим мужчиной и представила на его месте Адама. Не Джонни Деппа. Не Брэда Питта. Адама».
Пью остывающий чай, слушаю тихое похрапывание Иона, нежно глажу его по спине. Он чуть шевелится.
Мне не видно его лица, но на нем наверняка легкая улыбка, еле заметный изгиб губ. У него прекрасный рот: губы пухлые, как лук Амура. За такой рот любая женщина пошла бы на преступление. Мне нравится, когда он меня целует. Это не те поцелуи, от которых плавишься, и не такие, как у Пинка, — умереть прямо здесь и сейчас, — они нежные, любящие и…
Стоя под душем, веду беседу с Азой Зель и Бабушкой.
В этот раз Аза пытается меня убедить, а не орет в ухо, как обычно. Она спрашивает, хочу ли я, чтобы в моей жизни были любовь и нежность. Бабушка ее перебивает.
Она говорит мне: чего тебе точно не нужно в жизни, так это Адама.
Она непреклонна. Она предлагает мне вспомнить, как было больно, когда он меня предавал. Будет так же, говорит Бабушка, точно будет. Я замираю под горячими струями. Потом разминаю руки, ноги, пальцы.
Тихо напеваю, слушая голоса, звучащие в голове. Первый раунд за Бабушкой.
Накрутив на голову полотенце и накинув халат, иду вниз. Сегодня суббота. Ион, надо понимать, решил выспаться. Любуюсь садом и вспоминаю, как мы жили в старом доме. Мне жаль Адама. Он не отпускает мои мысли с прошлой недели, с разговора с Беном.
Двадцать лет назад в их семье произошла трагедия.
Но ведь она не имеет ко мне никакого отношения! Не имеет? Тогда почему мне так жалко Адама? И все равно я не могу позволить ему занимать место в моих мыслях, которые сейчас принадлежат Иону. Или Джонни Деппу. Или Брэду Питту.
Тру закрытые глаза. Я хочу, чтобы Адам убрался из моей головы, однако отдаю себе отчет, что вряд ли мое желание исполнится. Он всегда будет маячить на заднем плане, наблюдая. И скорее всего, я ему это позволю, поскольку любила его слишком сильно и слишком долго. И люблю по-прежнему. Да, я люблю этого мужчину. Не так, как раньше, но совсем избавиться от чувства я не в силах. Не могу регулировать уровень любви, как воду в душе, закручивая и откручивая кран.
Я улыбаюсь, а Бабушка и Аза подвигаются и дают ему войти. Я их успокаиваю: он тут ненадолго. Пожалуйста, пока он здесь, не обижайте его.
Готовя себе вторую за утро чашку чая, начинаю планировать, как должна выглядеть моя студия. Делаю несколько глотков и бегу наверх. Скидываю с головы полотенце, перегибаюсь через Иона и щекочу мокрыми волосами его лицо.
— Простынешь, — бормочет он и распахивает на мне халат. Позволяю ткани соскользнуть и пристраиваюсь с ним рядом. — Доброе утро, Бет Великолепная.
Как мы себя чувствуем?
Я хихикаю. Однажды я рассказала ему про Азу и Бабушку, и теперь, обращаясь ко мне, он говорит «мы». Если бы Йон только знал, что теперь нас четверо.
Надеюсь, Адам здесь все-таки ненадолго. А сейчас я наслаждаюсь объятиями этого мужчины. Никакого другого. Именно этого. Йона, не Джона, Роупера.
Рассудок берет верх только через два часа. В метафорическом смысле я изгнала мужа из постели и позволила ему сидеть у меня в голове под надежным надзором.
Тогда почему, едва в телефоне звучит его голос, живот скручивает, а сердце начинает ныть?
Он что-то говорит. Приводит какие-то соображения, и я со всем согласна. Я знаю это, потому что киваю, а он знать не может, поскольку голос у меня пропал.
— Бет, ты там?
— Да .
— Ты молчишь.
— Я сбита с толку. Две недели назад ты покупал квартиру в Фулэме, а сегодня уезжаешь в Нью-Йорк.
Йон поднимает голову от газеты.
— Адам? — шепотом спрашивает он.
Я киваю.
— Пожалуй, так будет лучше всего, я ведь объяснял.
И потом, это ведь не навсегда. Все налажу — полгода, год, — а там посмотрим. Кто знает?
— Кто знает? — повторяю я.
— Так что ты думаешь?
Мне хочется фыркнуть от смеха, но я сдерживаюсь.
Он спрашивает мое мнение. Сейчас.
— Делай, как считаешь нужным. Мег будет скучать.
Мы обе будем скучать.
Он вздыхает:
— И я, по вам обеим. Очень. В общем, через пять дней улетаю.
— Так скоро?
— А какой смысл тянуть? И квартиру Бена нужно освобождать, и человек в Нью-Йорке нужен срочно.
Почему не я?
— А где ты будешь там жить?
— Сначала в отеле, пока разберусь с работой и офисом, потом найду квартиру. Слушай, я хочу устроить ужин. Прощальный. Ты, я, Мег, Джек, Бен и Карен. Еще Сибил, если она пойдет. Как насчет завтрашнего вечера, ты свободна?
Кошусь на Йона, который делает вид, что не слушает.— Свободна. Сообщи, где и во сколько.
