Вскоре после этого случилось вот что. Мы с Джорджем выходили из квартиры, и я вдруг почувствовал жуткую боль в ногах. Просто не мог пошевелиться. В этот момент из квартиры напротив выходил старик, и я заметил, что он на костылях.
– У вас не найдется лишней пары костылей? – спросил я, потому что мои остались в квартире, и я не мог до них добраться.
– Нет, отвали. Больница недалеко, спроси там.
Больница действительно была недалеко, но я не мог сдвинуться с места, поэтому вызвал скорую помощь, и меня увезли в больницу на рентген. Джордж поехал со мной, и я нагнулся к нему и гладил, думая, как тяжело будет заботиться о нем со сломанной лодыжкой. К счастью, оказалось, что ничего серьезного у меня не было, просто разыгрался артрит. Позже в тот же день под действием обезболивающего я сам доковылял домой на новых костылях.
Примерно через месяц мы с Джорджем ехали в автобусе, как вдруг я снова увидел старика, который сказал мне тогда, чтобы я отвалил.
– Меня зовут Лес, – сказал он, подойдя к нам. – Извини за костыли и все такое… Мне в тот день и самому пришлось несладко. Прошу прощения.
Оказалось, что Лес был ВИЧ-положительным геем и страдал от остеопороза. Мы поболтали немного и попрощались, а потом он пригласил меня к себе на чашку кофе. Я и сам не заметил, как рассказал ему историю своей жизни и объяснил, что привело меня на Хай-стрит.
– Я живу только рисованием, – сказал я. – И это моя единственная надежда на то, что все наладится.
Я не разговаривал по душам ни с кем, кроме Джорджа, поэтому очень приятно было найти человека, который меня слушал. И я видел, что Лесу тоже было хорошо со мной.
– Заходи еще, – сказал он. – Я бы взглянул на твои рисунки в книге, когда она выйдет.
Думаю, он был одинок, и я пообещал ему, что скоро снова зайду. Через некоторое время мы с Лесом сдружились. Я заходил к нему раз в пару дней, чтобы проверить, все ли в порядке, а если у меня отключали горячую воду, он позволял мне пользоваться его стиральной машиной, а я в благодарность давал ему за это двадцатку. Я в шутку называл его «престарелой королевой» или «мамой», но он и правда в некотором роде стал для меня матерью. Я мог поделиться с ним чем угодно, а он заботился о нас с Джорджем и баловал нас.
Я рассказывал Лесу обо всем, что происходило на улице, а он – о том, что творилось в мире, потому что постоянно смотрел по телевизору новости. Я давно перестал включать его, потому что и так был сыт по горло репортажами о сокращении пособий, но Лесу нравилось быть в курсе событий, и всякий раз, когда мы встречались, сообщал, чего нам ждать от Джеймса Кэмерона.
Разговоры всегда получались интересными. Я смотрел на Джорджа и говорил:
– Смотри, благодаря Лесу я могу наконец поговорить с кем-то разумным!
Лес смеялся, когда я так дразнил Джорджа, поэтому я всегда повторял эту шутку.
– Эй, Джордж, ты тут единственный ходишь без костылей. Может, поставишь чайник для разнообразия? – говорил я, и Лес хохотал.
Однажды на Хай-стрит ко мне подошла женщина и сказала, что у нее галерея в Брикстоне. Я тогда рисовал много портретов, и, похоже, они ей особенно понравились. Она оставила мне свою визитку.
Я еще даже не успел понять, что произошло, как ко мне подошли еще две женщины. Они говорили, что собираются устроить выставку, и утверждали, что тоже держат галерею. Я договорился встретиться с ними на следующий день, но пошел дождь, и я все отменил.
Нечто похожее произошло со мной еще примерно через месяц. Ко мне подошли несколько ребят творческого вида и сказали, что снимают тут рядом клип ритм-энд-блюз-исполнителя Лемара. Они спросили, не могу ли я рассказать им о своей работе, и мы назначили встречу, но они то ли опоздали, то ли не пришли вообще. В общем, мне надоело ждать, и я ушел домой.
Я рассказывал Лесу обо всем этом; мне всегда было интересно его мнение.
– Может быть, стоило подождать? Или самому проявить больше инициативы? Что думаешь?
– Доверяй чутью, – всегда говорил Лес. – Хоть кто-то из них показался тебе тем самым человеком?
– Нет, иначе я бы пошел за ними.
– Вот именно. Ты сам поймешь, когда настанет нужный момент. Считай все эти предложения похвалой и не торопи события. Ждать осталось недолго.
Я слушался Леса и продолжал заниматься своим делом, в любую погоду день за днем сидя с Джорджем на Хай-стрит. Я брал уже по двадцать фунтов за некоторые портреты Джорджа, потому что на их создание уходило больше времени и я лучше прорабатывал детали, особенно когда рисовал его одетым в овчинное пальтишко.
Прохожие начали просить меня нарисовать портреты их друзей или собак, и я делал наброски прямо в их присутствии, и все равно продолжал рисовать здания на Хай-стрит. Там все время что-то строилось и перестраивалось, и, хотя я сначала и не думал об этом, по моим рисункам можно было проследить изменения, которые происходили на Хай-стрит.
Рядом с домом номер 187 по Шордич-Хай-стрит висел старый рекламный плакат, и, чтобы добавить остроты моим работам, я стал сам придумывать для него слоганы и рисовал их потом на своих рисунках.
Особенно мне нравилась фраза «Дэвид Кэмерон – УМДАК», ведь благодаря Лесу я неплохо разбирался в том бардаке, который правительство устроило с пособиями.
Реформы Кэмерона должны были избавить общество от тех, кто нагло пользовался помощью общества, но таких – среди всех нуждавшихся – было немного. Большинство составляли люди вроде меня, которым необходима поддержка, пока они пытаются выбраться из дерьма. Если бы со мной не было Джорджа, я бы снова стал воровать, ведь только так, не имея опыта работы и обладая кучей судимостей, я мог держаться на плаву.
И мне повезло: рисунки с плакатом про Кэмерона пользовались популярностью. Даже совсем юные девушки останавливались возле Джорджа, гладили его, а затем спрашивали:
– А есть у вас рисунок с м***ком? Можете нарисовать?
Меня немного коробило, когда они произносили это слово, но я не жаловался. Рисунки все же продавались.
Все это создавало особенную атмосферу на улице, и мне хочется думать, что Джордж все реже бросал на меня саркастичные взгляды, замечая то внимание, в котором он купался.
Бьюсь об заклад, тогда он думал: «Должен признать, дела у нас идут неплохо».
Глава восемнадцатая
Однажды вечером в августе 2012 года ко мне подошел молодой модно одетый парень. Он сказал, что его зовут Ричард Говард-Гриффино, он работает с несколькими известными уличными художниками и представляет их интересы. С ним был его приятель Ситизен Гражданин Кейн, который прославился созданием рельефных масок, развешенных по стенам Ист-Энда.
