Пролог
– Сержант, я подумал, может, вы что-то с этим сделаете? – Мейс, молоденький морской пехотинец, который незадолго до того связался со мной по рации и позвал на караульный пост, обложенный мешками с песком, ткнул рукой вперед, указывая на дорожное заграждение с колючей проволокой. Оно находилось примерно в сотне ярдов к северу от нашей базы, развернутой в афганском городке Наузаде.
Баррикада, густо обмотанная блестящей новенькой колючкой, была установлена, чтобы помешать подрывнику-смертнику врезаться на машине в толстые глинобитные стены, окружавшие базу. Но сейчас она преградила путь кому-то другому: маленькому белому, насмерть перепуганному псу.
Я сразу заметил проволочную петлю у него на шее. Мне и раньше доводилось видеть в Афганистане собак, которых привязывали таким образом. Этому бедолаге, судя по всему, удалось вырваться на свободу, но когда он попытался миновать наше заграждение, волочившийся следом кусок проволоки запутался в колючем ограждении. Чем сильнее пес вырывался, тем туже затягивалась петля. Еще немного – и ему настал бы конец.
– Вот черт, – пробормотал я.
Сотня ярдов, разделявшая нас с собакой, считалась запретной зоной. И тут уж точно было не место для игры в армию спасения. Заграждение было установлено на единственной «настоящей» дороге в этой части провинции Гильменд – асфальтированная однополоска тянулась с севера на юг примерно метров четыреста. Когда-то по ее обочине стояли лавки, торговавшие фруктами, овощами, часами, обувью, лекарствами и даже кассетами с музыкой. Все это добро щедро вываливалось на прилавки, в надежде прельстить тех, кто будет проезжать мимо.
Но сейчас там не было ни души, фасады магазинчиков, все в дырах от пуль, вострились покореженными металлическими щитами и обломками досок. Не место для прогулок, определенно, даже если в руках у тебя будет самый большой на свете белый флаг. Слишком велики шансы словить шальную пулю или нарваться на засаду местных боевиков Талибана, которые давно облюбовали проулки, ведущие прочь от дороги. Один из этих проулков мы даже называли Гранатовым – в честь «подарков», которые оттуда чаще всего прилетали.
И сейчас я обозревал окрестности, прекрасно понимая, что в любом из окрестных зданий могут скрываться талибы, которые только и ждут, когда кто-то из наших покинет лагерь.
Я закрыл глаза и спросил себя: ну почему такое должно было случиться именно со мной.
При этом я четко осознавал, что проще всего будет приказать Мейсу продолжать нести караул, как ни в чем не бывало, и забыть про собаку. Многие на моем месте так бы и поступили, не задумываясь. Пусть подыхает от голода или удушит себя проволочной петлей. Черт возьми, да этого пса могли и в качестве мишени использовать.
Но я знал, что не смогу отвернуться и уйти. Особенно с учетом всего, что нам довелось пережить за последние четыре месяца в Гильменде.
Я открыл глаза и снова посмотрел на белого пса. Он больше не вырывался и теперь лежал на земле, тяжело дыша.
Я изложил Мейсу свой план, хотя планом это можно было назвать лишь с натяжкой. Потом снял рацию и лишнее снаряжение, поставил все это на землю, рядом с мешками, а в карман штанов на всякий случай засунул лишнюю обойму.
Задумка была проста. В передней части блокпоста имелась узкая щель, через которую часовой смотрел наружу, и там вполне можно было протиснуться боком, хоть и не без труда. Я собирался выбраться через эту щель, спуститься к краю крыши, на которой был установлен пост, спрыгнуть оттуда на песочное укрепление вдоль стены, четырьмя футами ниже и наконец рвануть к дороге.
Я помахал рукой дозорному на соседнем посту. Он помахал мне в ответ.
Сперва я выставил из щели дуло автомата, затем пролез сам. Мейс осматривал улицу: не покажутся ли из засады плохие парни. Я не слишком хорошо представлял, что буду делать, если талибы решат напасть. Мне ясно было только одно: обратно на пост придется залезть очень, очень быстро. В надежде, что я окажусь быстрее, чем тот, кто станет в меня стрелять.
Я еще раз осмотрелся по сторонам, но все было тихо. Даже жутковато стало.
– До встречи, – сказал я Мейсу и спрыгнул на землю.
В своей жизни мне доводилось совершать немало глупых поступков. Приземлившись на асфальтовое покрытие, я подумал, что, возможно, ничего глупее я еще не делал.
Сердце билось учащенно. Я сделал глубокий вдох. «Постарайся сделать так, чтобы тебя не подстрелили, придурок, иначе ты уже никому не поможешь, и этой собаке тоже», – строго сказал я сам себе.
Все мое внимание сейчас было сосредоточено на разгромленных лавчонках вдоль дороги. Тысячи теней таились в каждом из этих полуразрушенных строений, а значит, в каждом были тысячи укрытий, где мог прятаться враг. Но пока что все было тихо.
«Да, пока что», – пробормотал я себе под нос.
Время утекало сквозь пальцы. В последний раз я посмотрел на мир через прицел, а потом двинулся к собаке, поводя дулом во все стороны и зорко глядя то вправо, то влево. Пригнувшись, я выбежал на середину дороги, до собаки оставалось каких-то ярдов семьдесят. До сих пор казалось, что он смирился со своей судьбой, однако стоило мне подойти ближе, и он снова начал вырываться из проволочных тисков. Похоже, он боялся, что я могу причинить ему боль.
– Тихо, песик, я свой, – окликнул я, подходя ближе.
Я понимал, что мой голос звучит слишком громко, но собака сражалась с колючкой и производила достаточно шума. Металлическая проволока лязгала и клацала по железным стойкам, так что в радиусе доброй мили любой мог понять, что я затеял.
– Давай, дружок, я не хочу, чтобы талибы меня засекли, хорошо?
Времени на то, чтобы подбираться к нему медленно и осторожно, у меня не было.
Повесив автомат на плечо, я так глубоко, как только мог, просунул руку с кусачками в свившуюся кольцами колючку. Я не боялся, что пес может попытаться меня укусить: на мне была куртка и боевые кожаные перчатки. Да и не такой уж он был крупный. Тощий, явно страдавший от недоедания, со свалявшейся белой шерстью… Он испуганно смотрел на меня все время, пока я резал проволоку.
Стоило мне освободить его, и пес рванул прочь, перепрыгнув через препятствие. На шее у него по-прежнему болталась проволочная петля, но я понадеялся, что рано или поздно она ослабнет и свалится.
– Удачи, приятель, – пожелал я псу, проводив его взглядом.
Оглядевшись по сторонам, я внезапно сообразил, насколько это небезопасно. Торчать посреди пустынной улицы в самом что ни на есть талибском районе Афганистана едва ли было благоразумно.
Я развернулся и быстро направился обратно к караульному посту, то и дело озираясь.
