Куча денег была потрачена на борьбу с грызунами. Я, кстати, с удивлением выяснил, что кошек в Европе не любят и побаиваются. Типа, ведьминское животное. Ну, немудрено, что крыс столько расплодилось. Особое опасение я испытывал по поводу Виндавы. Крупнейший порт не мог обойтись без грызунов и кораблей из чужих стран. Заразиться было страшно. Очень. В XVII веке даже не все элементарные болезни умели лечить, так что я старался беречь здоровье. Воспаление легких, туберкулез, даже грипп с осложнениями были смертельно опасны. Чего уж говорить о чуме!
Поскольку осенью я все-таки поступил в академию, пришлось совмещать учебу и свою общественно-производственную деятельность. Удавалось это с трудом. И вдохновляло только то, что моя персона действительно сделала академию популярной. А мне представилась возможность поближе познакомиться с представителями польского и курляндского дворянства. Прямо скажем, восторга у меня это не вызвало. Типичные образчики «золотой молодежи» в худшем смысле этого слова. Хотя чего я ждал? Для их отцов герцог Кетлер – всего лишь первый среди равных.
Как ни странно, среди тех, кто оплачивал свое обучение, было не так уж много желающих реально учиться. Все, чем они занимались – это типично студенческое раздолбайство. Максимум полезного, что из этого получалось – это обзаведение новыми связями. Из категории «золотой молодежи» на всю Академию набиралось меньше десяти человек, которые серьезно подходили к обучению, планируя управлять своим имением, а не спустить наследие предков, прожигая жизнь.
А вот те, кто попал в Академию по моей протекции (не зря я проводил инспекцию по школам) и обучался за государственный счет, тунеядцев не водилось. Народ буквально вгрызался в учебу, отдавая ей все свои силы. Видимо, понимали, что это единственный шанс изменить свою жизнь и подняться вверх по социальной лестнице. Преподаватели, кстати, приятно удивлялись такому рвению и грузили учеников дополнительными заданиями.
Вырвался я из академии только на Рождество. Матушка устраивала первый бал в обновленном митавском замке, и мое присутствие было обязательным. Высокопоставленные гости, пышные наряды и, разумеется, образцы курляндской продукции – и зеркала, и ткани, и мельхиор, и поделки из янтаря. Кое-что вручалось в качестве подарков, а кое-что просто демонстрировалось, вызывая зависть присутствующих. Музыка, кстати, звучала та, которую я сплагиатил у будущих композиторов. Герцогиня, как настоящая мать, не могла не похвастаться талантами своего сына.
Ну и разумеется, разговор зашел о подходящей невесте. Я даже не был удивлен. В таких семьях, как наша, детей чуть ли не с колыбели обручают. И большая удача, если они сумеют ужиться. Отцу повезло. Окружающие вообще считали, что он женился по любви, но учитывая, какое за матушкой давали приданое, я сильно в этом сомневаюсь. Скорее, тут совпали факторы выгоды и личной приязни. Хорошо бы и мне досталась нормальная жена. Превратить супружеские отношения в поле битвы и постоянно ожидать удара в спину не хотелось бы.
Небольшой семейный совет, состоявшийся на следующий вечер после бала, затянулся надолго. К моему удивлению, принцесс подходящего возраста оказалось гораздо больше одной. Герцог задумчиво перебирал варианты, а вот матушка колебалась. С одной стороны, она тоже хотела подобрать для меня наилучшую невесту, а с другой – явно считала меня слишком маленьким даже для обручения. А может, ей просто не нравился Генрих Нассау-Зигенский, дочь которого мне прочил в супруги Якоб. София-Амалия была моей ровесницей, и в ее жилах текла кровь старого княжеского рода Священной Римской империи.
Герцогиня считала, что нам неплохо было бы упрочить связи с Бранденбургом. В ноябре 1664-го у ее брата родилась дочь Амалия
[8], и матушка считала ее достойной кандидатурой. Причем то, что она являлась моей двоюродной сестрой, никого не волновало. Если требовала политическая необходимость, такие браки не считались близкородственными. Меня это, если честно, несколько напрягало. Я, в отличие от жителей XVII века, с генетикой знаком. И больных детей мне не хочется.
Детская смертность и так зашкаливает за все разумные пределы. Причем не только в крестьянских семьях, но и в королевских. У того же Бранденбургского курфюрста из четырех сыновей выжило двое. И здоровье у обоих оставляет желать лучшего. Впрочем, у Алексея Михайловича дела тоже обстоят так себе. Хотя, казалось бы, откуда там гнилая кровь? И да, кстати, может, мне в той стороне подыскать подходящую невесту? Воспитывают царевен там вроде бы пока еще в строгости, да и приданое можно приличное получить.
Однако мое предложение встретило дружный родительский отпор. От возражений «все московиты – варвары» из уст герцогини до «вызовет политический конфликт» со стороны отца. Типа, такое ни Швеция, ни речь Посполитая не одобрят. Ну да, политический момент неподходящий. Так ведь я же не прямо сейчас жениться собираюсь! А лет через десять много чего изменится. Впрочем… Убеждать в этом родителей было бесполезно.
Насколько я помню, еще у короля Дании Фредерика III есть несколько дочерей, одна из которых – Вильгельмина Эрнестина – моя ровесница. Однако этот вариант я даже предлагать не стал. У Дании, как и у России, были постоянные столкновения с Швецией. Так что если Якоб не хочет дразнить гусей, в смысле беспокоить соседей, ему действительно лучше поискать для меня невесту в других краях. Подходящее происхождение, хорошее приданое и политическая выгода. Три слагаемых династического брака.
– Милый, давай не будем торопиться, – вздохнула матушка, жестом подзывая меня к себе. Я опустился на ковер рядом с ее креслом, и она прижала к себе мою голову.
– Хороших невест следует присматривать заранее, – возразил Якоб.
– Можно подумать, на Софию Амалию так много претендентов, – отмахнулась герцогиня.
– Может быть, мы подождем? – предложил я. – Хотя бы лет шесть? Неизвестно, как изменится политическая обстановка. А Генриху Нассау-Зигенскому можно намекнуть, что кандидатура его дочери рассматривается в качестве моей невесты.
– А я поговорю со своим братом, – вдохновилась матушка. – Фридрих должен одобрить этот брак.
Мда. При всем том, что данный союз не нравился мне слишком близкой родственной связью, политически это могло бы быть выгодно. Дядюшка у меня был тот еще фрукт. Не постеснялся со шведами союз заключить, но добился суверенитета Пруссии. Он и Якобу предлагал наплевать на нейтралитет и воспользоваться ситуацией. К сожалению, мой отец талантливый управленец, но абсолютно никакой вояка. И, несмотря на весь свой меркантилизм, старается поступать «правильно». Хотя с чего он взял, что окружающие собираются соблюдать правила игры?
Может быть, дело было в некоторых комплексах? По сути дела, Якоб только считался правителем Курляндии, а по факту был вассалом Польши. Он – всего лишь третье поколение герцогов. И, возможно, отцу чисто морально было трудно предать сеньора, которому его дед приносил присягу. И из рук которого получил титул. В принципе, в свете семейной истории и нелюбовь герцога к России понятна. Именно из-за неудачной для Ливонского ордена одноименной войны орден и прекратил свое существование.
