Девочки синхронно закивали и по очереди начали подходить к Анфисе для знакомства. Все они находились здесь на обследовании.
Девушку-лидера звали Ульмас, она оказалась узбечкой, Наташа приехала из Рязани, а две другие девушки-близняшки – Ира и Валя – из Иваново.
Дверь снова распахнулась, ударившись о стену, и все девушки, даже бойкая Ульмас, запрыгнули на свои койки, поджав ноги. В палату ввалилась грузная баба в синем халате. В одной могучей руке она держала алюминиевое ведро, в другой швабру с болтающейся на ней серой тряпкой.
– Не намусорили мне тут? – Анфиса уже знала этот голос, теперь вот увидела его обладательницу. – Тапки с пола уберите, а то как я мыть буду.
Баба принялась возюкать тряпкой по полу, расплескивая воняющую хлоркой воду, не переставая что-то бурчать себе под нос.
– Здравствуйте, товарищи! – Ему очень шел его голос: мягкий, точно ласкающий. Доктор – высокий блондин с гладко выбритыми щеками и невероятными серыми глазами – смотрел на пациенток и улыбался самой красивой на целом свете улыбкой. Именно таким его и запомнила Анфиса. – Готовы к осмотру?
– Иван Анатолич, – первой отреагировала баба с ведром. – А что же вы так поздно сегодня? Я уж думала, был обход, а то помыла бы до вашего прихода.
– Ничего страшного, Вера, я подожду, пока вы закончите.
– Так я уже, – тут же отрапортовала она. – Проходите.
– Иван Анатольевич, – Ульмас опустила ноги на пол, – осмотрите меня первую, а то ко мне скоро брат придет.
Девушки-соседки одарили ее испепеляющими взглядами.
Анфиса хмыкнула и отвернулась к стенке. Даже задремать успела, когда почувствовала у себя на лбу прохладную сухую ладонь. Она очнулась, их взгляды встретились, и на короткий миг она потонула в его серых глазах, глубоких, как омуты. Доктор что-то говорил, но она не могла разобрать ни словечка. Ее сердце билось, как птица, попавшая в силки.
– Как вы себя чувствуете? Что сегодня беспокоит?
Слова с трудом достигали Анфисиного сознания, она не могла сосредоточиться.
– Ничего не беспокоит, – ляпнула Анфиса, понимая, что от нее ждут ответа.
– Так уж и ничего? – От уголков его смеющихся глаз разбегались лучики морщинок. – Значит, можно вас выписывать?
– Не нужно выписывать, я еще немного полежу.
– Ну полежите, – кивнул он и расстегнул верхнюю пуговку на ночнушке Анфисы.
От этого довольно целомудренного жеста вся кровь хлынула к ее лицу. Грудь начала часто вздыматься, дыхание участилось.
Да что это с ней? Никогда ранее она не реагировала так на прикосновения мужчины.
– Все в порядке? – В голосе доктора беспокойство. – Я сделал вам больно?
– Нет, – едва справляясь с подступившим к горлу комом, ответила Анфиса. – Просто здесь очень душно. Окно бы открыть.
Он исполнил ее просьбу. Анфиса постаралась взять себя в руки, и дальнейший осмотр прошел без эксцессов.
– Переломов у вас нет, только ушиб грудной клетки. Полежите у нас недельку, и можно выписываться домой. Через полчаса я пришлю медсестру, продиктуете ей свой домашний адрес, может, кому из родственников нужно сообщить, что вы у нас. Мужу, например.
Доктор смотрел на нее выжидающе, и Анфиса приняла самое правильное, на ее взгляд, решение. Она соврала:
– Я не замужем. И родственников тоже нет. Никого.
Последующие три дня в больнице прошли спокойно, хотя Анфиса и вздрагивала от каждого стука в дверь. Чаще всего заходила уборщица. Всякий раз она пребывала в дурном настроении, и Анфиса, которая уже могла вставать с постели, по примеру девушек проворно запрыгивала обратно, как только слышала гулкий звон алюминиевого ведра.
Она все боялась, что вот сейчас дверь откроется и войдет Сережа. Как обычно, нахмуренный, погруженный в свои дела, он обязательно начнет хлопотать над ней, расспрашивать о том, что болит, принимает ли она вовремя лекарства. Сережа не пришел. Не приходил и тот, кого Анфиса видела теперь в своих снах: душных, пряных, оставляющих после пробуждения горько-стыдное послевкусие. Она не верила, что можно влюбиться вот так – сразу, нырнуть с головой в неизвестность, при этом радоваться, что не видно дна.
А еще ей не давала покоя мысль, даже не мысль, а маленький эпизод из прошлого. В тот день, когда она в спешке уезжала от Зои, в машине она была не одна. Кто-то постоянно находился рядом, смотрел на нее, касался. Кто-то невидимый и от того пугающий. Анфиса не знала, у кого можно просить совета. Не посчитают ли ее сумасшедшей? Одна из близняшек, кажется, Валя, но, возможно, и Ира, различать их Анфиса не научилась, сказала ей, что она кричала во сне.
– Пациентка Старостина, вас доктор ищет, а вы по коридору разгуливаете, – сообщила старшая медсестра Полина. – Ну чего смотрите? Марш на осмотр!
Анфисино сердце радостно забилось. К кабинету она не шла, а почти летела.
Она уже занесла руку, чтобы постучать, но дверь распахнулась, выпуская щуплого небритого дядечку. Дядечка задержал взгляд на Анфисе чуть дольше, чем следовало бы незнакомому человеку, и, наконец, отступив в сторону, сделал пригласительный жест.
Доктор осмотрел Анфису, ободряюще улыбнулся, и ее вдруг пронзила жгучая ревность от того, что он улыбается так каждой своей пациентке. Она искала повод задержаться. Анфисе хотелось кричать, что у нее болит сердце, что он один может ей помочь. А он был совсем рядом и в то же время так далеко. Она так много хотела сказать, но не могла. Не получалось у нее говорить.
– Пригласите следующего, пожалуйста, – его голос звучал равнодушно, убивая в ней всякую надежду на взаимность.
Из кабинета она выходила, чувствуя себя так, точно побывала на собственной казни. Даже не сразу сообразила, что кто-то ухватил ее под локоток и увлек в сторону.
Теперь Анфиса его узнала. Тот самый водитель, что подвозил ее.
– Не бойтесь, я поговорить хочу. Вы меня, наверное, не запомнили? – заговорил он, заикаясь и спотыкаясь на каждом слове. – Да и не мудрено, нас, таксистов, как обслуживающий персонал, никто не замечает.
– Я вас помню.
– Так проще. Пойдемте-ка в парке прогуляемся, – предложил дядечка, сверкнув глазами. И, увидев ее замешательство, пояснил: – У меня ключ есть от черного хода, одна медсестричка ласковая дала.
Они шагали по заросшей тропинке парка, кутаясь в телогрейки, пропахшие куревом и чужим потом. Дядечка достал из кармана папиросу, но, глянув на Анфису, передумал и жадно втянул носом свежий воздух.
