Рябух вызвал медсестру и попросил показать посетителям Чешко. Поднялись на второй этаж, было удивительно тихо.
– Сколько времени у вас находится Чешко? – поинтересовался Артем.
– Около месяца, – коротко ответила та.
Она открыла окошко на двери, крикнула:
– Чешко, встань!
С кровати поднялась молодая женщина, красивая даже без косметики, стеснительно запахнула халат на груди, поправила темные волосы и удивленно уставилась на дверь. София успела заметить, что в палате чисто, но ничего лишнего, на окне надежная решетка. Двинули назад.
– Она содержится в отдельной палате, потому что буйная? – поинтересовался Артем.
– Нет, – ответила медсестра. – Чешко оплачивает отдельную палату.
– Ее совсем не выпускают?
– На прогулки выводим, в столовую.
– А кто ее привез сюда? «Скорая»?
– Сама приехала. – И никаких подробностей.
М-да, впечатлений София набралась, хотя ничего толком не увидела, но зато поняла:
– Оттуда не выберешься. Как в тюрьме.
– В тюрьме хуже, – сказал Артем, он подъезжал к городу. – В психушке срок ограничивается двумя-тремя месяцами, иногда меньше, поэтому многие уголовники предпочитают попасть в дурдом.
– Некоторые люди годами живут в психбольнице, – возразила София.
– Ну, это когда крыша отъезжает и назад не возвращается. Или когда любимые родственники подкупают докторов и запихивают туда престарелых маму с папой, чтобы завладеть их имуществом.
– А за какое преступление сидела Чешко?
– Вооруженное нападение на зал игровых автоматов. Стреляла в охранника, пока сообщник потрошил автоматы, заставив вскрывать их девчонку, что обслуживала игроков. Но охранник успел нажать на кнопку вызова и потерял сознание. Главное, денег было мало, крупную сумму за день увезли. Короче, Чешко попалась, сообщник бежал, его она так и не сдала. Подобных эпизодов было несколько, но не доказали, что это дело ее рук.
– Охранник умер?
– Ему повезло, вовремя приехала «скорая».
– Тебе не кажется, что ее снова потянуло на разбойную дорожку, поэтому она сама приехала в больницу, чтобы ее подлечили?
– Значит, на пользу пошло заключение, – вывел Артем.
– Мы идем сегодня к Каскадеру?
– Нет.
– Почему?
– Мы с Денисовичем решили, что не стоит тратить на него время, а почему – я тебе раньше говорил. Каскадером пусть занимаются другие службы.
– В таком случае я навещу папу.
– А кто у нас папа?
Достаточно было слышать Софию, как потеплел ее голос, когда она заговорила об отце:
– Он удивительный человек. Работал учителем в школе, потом стал директором, но свой русский и литературу преподавал. Год назад вышел в отставку, как он говорит, теперь углубляет знания. Папа занимался альпинизмом и поиском древностей, прыгал с парашютом и учил китайский язык. Знаешь, ему шестьдесят четыре, а он подтянут и красив, между прочим, его расположения добиваются две соседки, они просто тают при нем.
София рассмеялась, улыбнулся и Артем, представив престарелых соседок, как они кокетничают, завлекая в свои сети пожилого человека.
– А мама кто? – спросил он.
– Мама погибла, когда я была маленькой, почему-то папа не любит говорить об этом.
– Если хочешь, после работы я отвезу тебя к нему.
Она с радостью приняла предложение, в то время как Артем преследовал меркантильную цель. Никто не знает, что стукнет в голову госпоже писательнице, в истории с Людоедом София отличалась недисциплинированностью. Вдруг ей захочется убедиться, что встреча с Каскадером действительно не состоится? Спокойней, если он точно будет знать, что она у папы чай пьет, а не мчится одна за впечатлениями в «Голубую лагуну».
Арсений Александрович любовался дочерью, она же сосредоточенно поедала пирог с курагой и запивала его чаем. Беря новый кусок, подозрительно взглянула на папу и спросила:
– Кто приготовил? Верхняя или нижняя?
– Нижняя, – ответил отец. – Расплатилась со мной за то, что тащу внука по русскому языку.
– Хм! Внука подсунула! Чтобы чаще к тебе заходить.
– Чем она тебе не нравится?
– Толстая. – София погрузила зубы в пирог, а он вкусный.
– А верхняя?
– Высохшая, как вобла. Они обе старые и страшные.
– Ха-ха-ха! – запрокинул голову отец. – Тебе не угодишь.
– Почему? – пожала плечами София, с аппетитом пережевывая кусок. – Если это будет женщина типа английской королевы, то… сгодится.
Арсений Александрович скрестил руки на груди, он был безумно рад видеть дочь, которая давненько к нему не заглядывала, но упрекать – не в его привычках.
– Ты изменилась, – сказал он.
– Да? – вскинула на папу зеленые очи дочь. – Постарела?
– Софи, откуда мысли о старости?
– Ну, мне тридцать два года… уже!
– Еще, дорогая, еще, – поправил папа с доброй отеческой улыбкой. – Нет, ты похорошела. Глаза горят, лицо не унылое. Ты не влюбилась?
– Что ты, па! – София вздохнула очень уж протяжно, после с большим сожалением произнесла: – Я женщина строгих правил. Просто мне нравится работа, меня не напрягают, не строят… Кстати, а ты как относишься к тому, что я работаю в милиции?
– Это лучше, чем когда ты сидела дома и своей унылостью наводила на меня ужас. Борька недоволен?
– Борька в ярости. Считает, я покрыла позором его голову.
Вырвалось нечаянно, причем вырвалось с ярко выраженным негативом. Арсений Александрович, не любивший Бориса, можно сказать, очень-очень не любивший спесивого без оснований (хотя у спеси никогда не бывает оснований) мужа дочери, нахмурился. София поспешила его успокоить:
– Па, не огорчайся, это же мелочи.
– Мелочами нельзя назвать положение бесправной узницы, он обязан уважать твои интересы. Писать тебе нельзя, потому что только он стоит на постаменте, ты же туда не должна залезать; в милиции работать нельзя, потому что это позор, непонятно, в чем этот позор выражается…
– Па, он мирится, мирится.
– Это неуважение, Софи. Хорошо, оставим Бориса. Пишешь?
– Да! У меня классный сюжет… Но он тебе не очень понравится, там много эротики… конечно, в разумных пределах.
– Надеюсь, в разумных. Расскажи.
– Я плохой рассказчик.
И задумалась. В пересказе ее история получится обедненной, у папы может возникнуть неверное впечатление. Нет, книгу надо…
