— А ты что, опять натворил что-нибудь?
— Нет еще. Он сегодня в клуб заходил. К нам дети из города приезжают, так он спрашивал, готова ли у меня программа для шефского концерта. Велел составить и у замполита подписать. А Сердюк подпишет, как же!
— Так он же в санчасти лежит. Скажи, что не хочешь беспокоить больного.
— Вышел он уже. Я его сегодня в саду видел.
— У нас в саду? — удивилась Галя.
— Да в своем саду, возле дома. Он там лопатой ковырял чего-то. Сало, наверное, перепрятывал. — Алексей с надеждой взглянул на жену. — Гал, придумай чего-нибудь! Ты же у нас педагог. Тебе лучше знать, что детям понравится.
— Дети-то большие?
— А фиг их знает. Пионеры.
Галя задумалась, потом покачала головой, будто отказываясь от промелькнувшей мысли.
— Нет, не годится, — сказала она.
— Что не годится?
— Да мы в саду с малышами сказку ставим…
— «Три поросенка»? — с подозрением спросил Жгут.
— «Волк и семеро козлят». Пионерам это неинтересно.
— Неинтересно, согласился Алексей. — Слушай, а сколько у вас человек в группе?
— Пятнадцать, а что?
— Тогда почему такая несправедливость? Один волк плюс семеро козлят, итого — восемь. Ну коза еще эта, с молоком… Девять. А остальные что, не участвуют? Им же обидно, наверно?
— Леш, да ты у нас, оказывается, сам педагог! — с насмешливым удивлением проговорила Галя. — Но ты не волнуйся, у нас все участвуют, потому что мы козлят побольше сделали.
— Целое стадо, что ли?
— Вот не буду тебе помогать, — обиделась Галя. — И никакое не стадо. Просто у семерых козлят есть товарищи. Они и приходят на помощь. У нас сказка о дружбе и взаимовыручке. Понятно? А если серьезно, то я могу поговорить с заведующей, чтобы она разрешила перед твоими пионерами сыграть. Потому что старшие дети очень любят, когда перед ними малышня выступает. Они тогда чувствуют себя совсем взрослыми.
— Что бы я без тебя делал! — восхитился Жгут.
Галя пожала плечами:
— Пропал бы, наверное.
— Как пить дать пропал! А если бы вы с девчонками еще и спели…
— Ага, и сплясали. Тебе, Лешка, палец протянешь — ты всю руку готов откусить. Нет, петь мы не будем. Можем с детьми стихи какие-нибудь разучить… В общем, я подумаю. — Галя зевнула. — Алеш, давай домой пойдем, завтра вставать чуть свет.
Они повернули обратно и пошли, взявшись за руки, как будто сами были примерными воспитанниками детского сада.
— А хочешь, я твоей подруге Глинского из Москвы выпишу? — вновь заговорил Жгут.
— Не подлизывайся, — отозвалась Галя. — Мы все равно петь не будем. А пластинок твоего Глинского у Альбины и так полный шкаф.
— Я его живьем выпишу, — льстиво продолжал Жгут.
— Все равно.
Алексей безнадежно вздохнул:
— Вы случайно не поссорились?
— Как мы могли поссориться, если сегодня вместе в баню ходили? Просто Марина себя неважно чувствует… — Галя поджала губы, сообразив, что чуть не сболтнула лишнее. Она настороженно покосилась на мужа и добавила на всякий случай: — Простыла, наверное.
— Это она по Столбову сохнет, — ухмыльнулся Жгут.
Галя выдернула руку из мужниной ладони и сердито сказала:
— Как тебе не стыдно!
— А что такого? — удивился Алексей. — Я ж ее не осуждаю.
— Тогда зачем глупости говоришь?
— Да все знают, что у них… — Жгут неопределенно помахал рукой, будто надеясь поймать подходящее слово, — …роман. Ты мне и сама, между прочим, говорила.
— Неправда! — возмутилась Галя. — Я сказала только, что Столбов смотрит на Марину влюбленными глазами. Он — на нее. А не она — на него.
— Галчонок, — примирительно произнес Жгут, — я пошутил. Ну неудачно, согласен. Потому что если бы твоя подруга Никите рога наставляла с Ванькой, то мы бы с тобой давно уже за ее могилкой ухаживали.
— Лешка, прекрати! Ужас какой!
— А я тут при чем? — Жгут пожал плечами. — Я тихий и безвредный. А вот Никита… Ну Марину-то он, конечно, не тронет, а на месте Ваньки я бы поостерегся.
— Почему? — пристально глядя на Алексея, спросила Галя.
— Как это почему? Ну сама посуди: кому понравится, что за его женой ухлестывают?
— Я понимаю, что никому. Я не об этом. Вот вы с Голощекиным друзья… Ведь друзья?
— Приятели.
— Ну хорошо, пусть приятели. Как ты считаешь, он способен навредить Ивану? По-настоящему навредить?
Некоторое время Жгут молчал, размышляя.
— А ты как думаешь? — наконец спросил он.
— Я Голощекина не люблю. Поэтому не могу быть объективной.
Жгут еще немного подумал и признался:
— Не знаю я, Гал, честно. Он вроде бы неплохой мужик, свойский, начальника из себя не корчит… В долг попросишь — даст и не спросит, когда вернешь…
— И часто ты у него в долг берешь?
— Я? Ни разу. Я от других знаю… И в истории этой с Васютиным он всю вину, считай, на себя взял, чтобы ребятам жизнь не калечить. Вздрючил их, но не сдал. И правильно сделал. Они ж не нарочно, а так, по дурости… Словом, нормальный он мужик. Но… Как бы это объяснить? В общем, иногда, когда с ним разговариваешь, вдруг начинает казаться, что он тебя за дурака держит. Ты его об одном спрашиваешь, а он тебе совершенно о другом говорит. И не потому, что не понимает, чего ты от него хочешь, а наоборот, будто специально пытается тебя с толку сбить…
Жгут поскреб затылок. Как он относится к Никите? Ну приятельствуют. Ну пили сколько раз вместе — и вдвоем, и, так сказать, семьями, поскольку жены дружат. А с кем Жгут не пил? Даже с Сердюком, который для него только при исполнении «товарищ майор», а дома — Петро и на «ты». И если бы отношение Алексея к Голощекину проверяли ответом на известный вопрос: «А пошел бы ты с ним в разведку?» — он бы не задумываясь сказал, что да, пошел бы. Потому что для иного ответа должна существовать какая-то причина. А ее не было.
Будет ли Никита Ваньке мстить? Да черт его знает! Тут ведь такая ситуация, что, как ни крути, нападающий — Столбов. Лично он, Жгут, не стал бы спокойно смотреть, если б Ванька, например, к Гале начал клеиться. Нет, куражиться и на посмешище выставлять он бы тоже не стал, врезал бы по сопатке пару раз — и все дела. Но вот как Голощекин поступит?
Они подошли к дому и остановились. Жгут вытащил из кармана брюк мятую пачку папирос и, отобрав попрямее, чиркнул спичкой. С удовольствием затянулся и, прищурившись, посмотрел на тлеющий в темноте огонек.
— Я, Галчонок, наверное, плохо в людях разбираюсь, — сказал он. — И вообще, чужая душа — потемки. Но если твоя подруга беспокоится за Столбова… — Увидев, что Галя протестующе всплеснула руками, Алексей замотал головой: — Погоди, я сейчас серьезно говорю… Так вот, если она действительно беспокоится, что Никита способен Столбову нагадить, пусть пошлет Ваньку подальше — для его же пользы. И чем скорее, тем лучше, пока все не полетело, как снежный ком с горы. Тогда уж Голощекина точно не остановишь.
