Алексей провел Галю по коридору и отпер дверь в кабинет:
— Садись!
Он подвинул жене стул, прикрыл дверь и достал из шкафа начатую бутылку саперави. Поднял стакан, посмотрел его на просвет и, налив вина, протянул Гале:
— С праздником тебя, жена! С великим праздником всех трудящихся! Желаю тебе…
— Перестань паясничать, — перебила его Галя.
— Галчонок! — искательно улыбнулся Жгут. — Сегодня праздник. Давай веселиться! Неужели мы не можем хотя бы один день пожить в свое удовольствие, не решая запутанные личные проблемы твоих подруг?
— Не можем, — сказала Галя. — Так ты видел ее или нет?
— Я Столбова видел. — Жгут глотнул из бутылки. — Я ему все сказал.
— Что — все?
— Ну как ты меня просила. Чтобы он оставил твою подругу в покое и дал ей возможность самой разобраться со своими симпатиями.
— Ну и дурак! — рассердилась Галя. — Она ребенка ждет.
Жгут сделал еще один глоток и поперхнулся.
— Что-о? Ах вон оно что-о-о… — протянул он обескураженно. — И от кого же?
Поколебавшись секунду, Галя ответила убежденно:
— От Ивана, Только ты, Лешка, не говори никому. Особенно Никите.
— Ну щас побежал! Да, дела. А Ванька тоже не знает? Хотя, знал бы, сказал мне. Он, Галчонок, и впрямь с ума сходит. Драку затеял… Гал, а знаешь что! Сегодня не будем об этом, а завтра с утра разберемся на трезвую голову. Давай лучше потанцуем, винца еще попьем…
— Да не могу я плясать, когда ее там, может, Никита убивает! — воскликнула Галя.
— Ну тогда пойдем, — сдался Жгут. — Все равно свидетели потребуются. Только мне потом вернуться надо будет к концу.
Галя поставила стакан на стол и встала.
В дверь тихо постучали.
— Подождите! — дурашливым тонким голосом выкрикнул Жгут. — Я голая!
Галя метнула в него убийственный взгляд и открыла дверь. На пороге стоял смущенный полковник Борзов.
— Заходите, Степан Ильич, — пригласила Галя. — Лешка дурака валяет.
Полковник покосился на бутылку в руке у Жгута, но промолчал.
— Спасибо вам, Галина, — сказал Борзов. — Я всем женщинам хотел сказать спасибо, но там такой грохот стоит, все пляшут… Не до меня, в общем. Ладно, потом скажу. Все замечательно было, вкусно, красиво…
— Вот всегда так! — заметил Жгут. — Я, можно сказать, все организовал, одних шариков воздушных штук сто надул — чуть сам не лопнул. А мне — порицание.
— Да это я так, сгоряча, — сказал Борзов. — Извини. Молодец, Алексей, все здорово получилось.
Жгут гордо выпятил грудь и зычно гаркнул:
— Служу Советскому Союзу!
— Служи, Леша, служи, — усмехнулся Борзов. — Все равно деваться тебе некуда… Ну я пойду. Я, собственно, и заходил, чтобы тебе, Алексей, спасибо сказать.
— Видишь, какой у тебя муж? — спросил Жгут, когда Борзов ушел. — Полковник лично приходит объявить мне благодарность. Так что ты должна мной гордиться!
— Я горжусь, — серьезно ответила Галя.
Степан Ильич вернулся в зал. Народу поубавилось — вечер шел к завершению. Оркестр умолк, и теперь из стоявших на сцене колонок лилась тихая музыка. Свет притушили, и несколько пар медленно кружились, не мешая друг другу. Мария Васильевна сидела за столиком и с улыбкой смотрела на танцующих. Увидев мужа, помахала ему рукой.
Степан Ильич подошел, сел рядом.
— Ну что, по домам? — спросила Мария Васильевна. — Нагулялись, наелись, навеселились… Хочешь салатику? Тут еще осталось.
— Да ты что! — отмахнулся полковник. — Я и так уже по швам трещу.
Прищурившись, он смотрел в зал и вдруг встал, коротко кивнул и протянул жене руку:
— Позвольте пригласить вас на танец!
Мария Васильевна улыбнулась, легко поднялась, и они присоединились к танцующим парам. Степан Ильич сперва старомодно держался на расстоянии, неловко обнимая жену, потом, повертев по сторонам головой, прижал к себе, уткнувшись носом в седую, сладко пахнущую макушку. Мария Васильевна ласково поглаживала мужа по спине.
— У тебя волосы пахнут клубникой, — сказал Степан Ильич.
Мария Васильевна тихо засмеялась:
— Не клубникой, а земляникой. Мылом земляничным.
Они танцевали, пока не смолкла музыка — кончилась пластинка.
Полковник проводил жену к столику, Мария Васильевна взяла свою сумочку, и они вышли из клуба в звездную ночь, полную стрекота цикад.
— Хорошо-то как! — произнесла Мария Васильевна, беря мужа под руку и спускаясь по ступеням. — Спасибо тебе, Степа. А я-то думала, ты меня не пригласишь. Постесняешься.
— Чего мне стесняться? Я ж не с чужой женой танцевал, со своей.
— А с чужой бы не стал?
— Не стал. Да на черта мне чужая?
— А я с Алешей Жгутом танцевала, — призналась Мария Васильевна.
Борзов остановился:
— Когда ж ты успела?
— А пока ты там распекал кого-то, — беззаботно ответила Мария Васильевна. — Знаешь, Степа, у него очень славная жена. Я думаю, если б не она, ты бы со своим Жгутом никогда не справился.
— Ну конечно, — усмехнулся полковник. — Что бы мы, вояки, без вас, женщин, делали?
— А зря смеешься, между прочим. Вы бы, вояки, без нас, женщин, только бы вояками и были. А рядом с нами вы — мужчины, мужья, отцы.
— Тоже верно, — согласился Степан Ильич. — Жаль только, не все женщины это понимают. — Он помолчал. — О чем вы с Мариной Голощекиной секретничали?
Мария Васильевна внимательно посмотрела на мужа и спросила:
— А тебе зачем знать? О своем, о женском. О вас, вояках.
— Про Ваньку небось?
— И про Ваньку тоже. Про то, что вы, товарищ полковник, несправедливо его наказали. И про Никиту говорили. Про то, что он прекрасный муж. А скоро станет и прекрасным отцом.
— Сказала, значит, не выдержала?
— А ты что же, знал? — удивилась Мария Васильевна.
— Знал, — вздохнул полковник. — И очень за нее порадовался. А сегодня смотрел, как Ванька наш чудит, и что-то мне все это не понравилось.
— Ты, Степа, несправедлив к Ивану.
— Маша! — сурово произнес Борзов.
— Да, несправедлив. И не кричи, пожалуйста. Если он твой племянник, это еще не значит, что ты к нему должен относиться строже, чем к другим.
— А ты Антонину помнишь, Таньки нашей учительницу?
— Ну?
— У нее в классе сын учился. И она ему всегда отметки занижала. Ответил на пятерку — получил четверку, на четверку — тройку. Ну и так далее. Я его однажды спросил, не обидно ему? А он мне знаешь что сказал? А чего, говорит, дядя Степа, мне на мамку обижаться? Она же знает, что я на пятерку выучил.
