— Вы как хотите, а я — все! — Вовка решительно снял рубашку и стащил футболку.
Из окна учительской высунулась Ольга Петровна.
— Вова! — крикнула она. — Коньков! Ты зачем разделся? Ты что, простудиться хочешь?
— Мне жарко, — сказал Коньков и стал обмахиваться футболкой.
— Значит, уже простудился. Оденься немедленно!
— И правда, чего дурака валяешь? — спросил Сарычев. — У тебя вон мурашки по спине бегают.
— И шея посинела, — не без удовольствия сообщил Алик.
Вздохнув, Коньков надел футболку и рубашку, но схитрил: задрал на спине, чтобы голая осталась. Ольга Петровна еще раз выглянула в окно и успокоилась — Вовкин маневр она не заметила. Коньков повернулся спиной к солнцу.
— Все равно не загоришь, спорим? — сказал Сарычев.
— Темнота, — пренебрежительно отозвался Вовка. — На Северном полюсе люди и то загорают, когда солнце. Скажи, Алик?
Агапов не знал, так ли это, но на всякий случай кивнул.
— А пошли на речку! — предложил Сарычев. — Там и позагорать нормально можно.
Они отправились на безымянную речку, которая протекала на окраине города. Речка была не очень глубокой и довольно узкой — поплескаться еще можно, а плавать — никакого удовольствия.
Побросав портфели, они разделись до трусов и разлеглись на песке, раскинули руки-ноги. Песок был довольно теплым, но ветер с речки приносил ознобный холодок. Алик Агапов, стараясь не стучать зубами, потихоньку подтягивал к себе форменный пиджак.
— Эх ты, — заметив это, укорил его Вовка. — Слабак. Зря мы с тобой связались.
Сам он приспособился быстро: загорал, поворачиваясь спиной к солнцу, а когда замерзал — подставлял солнцу живот.
— Так и окоченеть недолго, — не выдержал наконец Сарычев и, вскочив, начал бегать кругами, хлопая себя по бокам и плечам. Потом побежал к реке.
— Куда это он делся? — спросил минут через пять Вовка. — Пойти, что ли, посмотреть?
Он с напускной ленцой поднялся, но, едва встав ноги, припустил бегом к воде. В этом месте река петляла, и Коньков за поворотом, под обрывом, не сразу увидел приятеля. А когда увидел, обернулся, позвал Алика, который подскакивал на месте, подтягивая синие спортивные трусы.
Под обрывом дымилось кострище; наверное, рыбаки оставили с ночи — рыба в реке водилась, мелкая правда. Сарычев стоял возле кострища на коленях, раздувал угли, подбрасывал щепки. Пока приятели спускались с обрыва, он развел настоящий костер. По дороге Коньков прихватил здоровенную корягу — ее тоже бросили в огонь, и стало совсем хорошо.
Жмурясь от удовольствия, Вовка поворачивался к огню то спиной, то боком.
— Вот это вещь, — сказал он. — Теперь и позагорать можно.
Согревшись, они вновь начали обсуждать, чем бы удивить пограничников.
— Лешка здоровый, — сказал Вовка. — Можно на него влезть и разные фигуры делать. Собственно, мы так и собирались. Но вдвоем неинтересно, а вот втроем…
— Мы так не договаривались, чтобы я двоих держал! — возмутился Сарычев. — И вообще, почему я?
Пламя в костре стреляло искрами, здоровенная коряга никак не хотела прогорать, только обугливалась. Глядя на нее, Алик вдруг спросил:
— А помните, к нам цирк приезжал?
— Ну? — спросил Вовка.
— Акробатов на доске помните? Один на доске стоит, второй на другой конец доски прыгает, и этот, первый, — фьюить! — к третьему на плечи.
— Точно! — обрадованно воскликнул Лешка. — И по дороге он еще сальто крутил.
— А мы что, в часть прямо со своей доской поедем? — спросил Вовка, недовольный тем, что такая блестящая идея пришла не в его голову.
— Акробаты всегда со своими приспособлениями повсюду ездят. А мы чем хуже? — возразил Алик.
На следующий день после уроков они выпросили у завхоза доску поровнее и принесли ее на берег реки. Нашли подходящий камень-валун, положили на него доску.
— Значит, так, — сказал Вовка. — Алик у нас самый легкий. Я буду на доску прыгать, Алик полетит и к тебе на плечи приземлится.
— Он очки потеряет, — возразил Сарычев.
— Ты без очков увидишь, куда лететь? — спросил Вовка.
— Увижу, — беспечно ответил Алик. Сняв очки, он отнес их подальше, положил на песок и, вернувшись, встал на доску. — Только я сальто крутить не умею, — предупредил он.
— Ладно, — милостиво разрешил Вовка, — обойдемся без сальто.
Он разбежался и прыгнул на доску.
Вообще-то получилось здорово. Вовка упал, зато Алик взлетел, как птица. Только полетел почему-то не к Лешке, а совсем в другую сторону — в сторону реки. Плюхнулся, вынырнул, поплыл. Выбрался на берег на четвереньках. Вода стекала с него ручьями, он дрожал и как-то странно гоготал, словно гусь:
— Га-га-га…
— Ты чего? — испуганно спросил Лешка.
Алик помотал головой и опять загоготал:
— Га-га-га… — Наконец он поднялся на ноги и произнес почти отчетливо: — Га-га-гады!
— Мы же не нарочно, — оправдываясь, сказал Лешка.
Но Вовка испортил все дело.
— Сам виноват, — заявил он. — А еще говорил, что без очков увидишь, куда лететь.
— Ну я и видел, и что? — закричал Алик.
— Ну и это… Рулил бы в нужную сторону.
Алик показал Вовке фигу:
— А ты вот это видел? Сам теперь летай.
— Ну и полечу, — сказал Вовка.
Он встал на доску и подождал, пока Алик выжмет трусы. Наконец тот подошел, спросил деловито:
— Готов?
— Готов! — выкрикнул Вовка.
Алик разбежался и прыгнул. Взмахнув руками, Вовка взмыл в воздух и полетел. Красиво полетел, а самое главное — в нужную сторону. Но слегка не рассчитал и въехал коленом прямо Сарычеву в лицо. Тот взвыл и упал. Вовка пролетел еще немного и тоже упал. Потом оба вскочили, и Лешка набросился на друга с кулаками.
Чтобы не перессориться, от этого номера решили отказаться. Но Алику, несмотря на удачное приземление, точнее, приводнение, так понравилось летать, что он с ходу придумал другой. Вовка и Лешка держались за руки, скрестив их так, чтобы получилось нечто вроде сиденья, Алик вскарабкивался на это сиденье, вставал на него и командовал: «Ап!» Его подбрасывали в воздух, он переворачивался и падал животом на это сиденье.
Получилось, конечно, не сразу. Поначалу Алик очень сильно в воздухе ногами дрыгал, свалился Конькову на голову и, пытаясь удержаться, чуть не оторвал ему ухо. Коньков хотел ему двинуть, но сдержался. А потом все наладилось.
— Может, сальто попробуешь крутить? — спросил Коньков.
