Проехав к зданию, где располагалась администрация, подруги были приятно изумлены. Все вокруг радовало взгляд. На детских площадках стояли цветные горки, турникеты и прочие приспособления, чтобы детишки могли ползать, лазать, бегать и прыгать.
Одеты дети были в яркие нарядные вещички. И выглядели румяными и вполне довольными жизнью.
— Их тут слишком много, — заметила Мариша, критически оглядев не слишком большое двухэтажное главное здание. — Как они все умещаются?
На этот вопрос им охотно ответила заместитель директора — приятная подтянутая женщина лет тридцати с небольшим хвостиком — Елена Валерьевна.
— Большинство наших детей живет в семьях, — сказала она. — На одну воспитательницу — три, четыре или пять детей. Таким образом, ребенок получает почти полную иллюзию домашнего воспитания.
— И тут дети не живут?
Не ночуют, — поправила ее Елена Валерьевна. — Но проводят большую часть дня. Уроки, обед, игры, занятия, кружки. Впрочем, новенькие в первые несколько месяцев своего пребывания живут тут постоянно. Потом проясняется, кто из детей симпатизирует кому из воспитателей. И уж затем они перебираются в свои новые «семьи».
— И у вас есть дети всех возрастов?
— Разумеется, — кивнула Елена Валерьевна. — Очень важно, чтобы ребенок воспитывался в семье с самого начала. Впрочем, бывают и исключения.
— Извините, а кто платит за все это? — спросила Мариша. — Ведь у вас частное заведение. Значит, от государства вы не получаете денег.
— Вопрос очень деликатный, — вздохнула Елена Валерьевна. — И разумеется, на государственном финансировании мы бы не смогли содержать это здание и имеющийся у нас штат педагогов и воспитателей.
— Другими словами, вы берете деньги за воспитание детей. Но с кого? Они ведь сироты.
— У многих детей, потерявших своих родителей, остаются другие родственники, — пожала плечами Елена Валерьевна. — Они и становятся официальными опекунами. Но, понимаете ли, все эти люди обычно заняты бизнесом или какими-то другими делами. И появление малолетнего племянника у них дома вызовет множество проблем. Конечно, они могут нанять ребенку гувернантку или нянечку. Но… Но далеко не все хотят, чтобы вообще в их доме жил ребенок. Он мешает привычному образу жизни. Поэтому детей и отправляют к нам. Опекун ежегодно вносит за их проживание и обучение круглую сумму, иногда навещает воспитанника, видит, что тот сыт и ни в чем не нуждается, и таким образом его совесть чиста.
— Понятно, — кивнула Юля. — И давно вы существуете?
— Как частная организация всего около десяти лет, — произнесла Елена Валерьевна. — Но, насколько я знаю, в этом интернате опекуны детей всегда оплачивали их содержание. Только раньше это делалось… из рук в руки. Деньги передавались, так сказать, в конвертике. А теперь у нас все на законной основе — сумма вносится в бухгалтерию, ну и так далее.
И, помолчав, женщина спросила:
— Позвольте, я так поняла, вы хотите устроить к нам ребенка? В таком случае не сомневайтесь, ему у нас понравится. И если вам захочется, вы в любой момент можете взять его домой. На выходные или если просто соскучитесь.
— Охотно верю, — пробормотала Мариша. — Но нам хотелось бы поговорить с самим директором.
— А вот Альбиночки Сергеевны сейчас нет! — покачала головой заместительница. — А чем я-то вас не устраиваю? Все вопросы можно решить и со мной.
— Всем вы нас устраиваете, — вздохнула Юля. — За исключением вашего возраста.
— Простите? — растерялась женщина.
— Вы слишком молоды, — поспешила объяснить ей Юля. — А мы бы хотели расспросить ее об одной из воспитанниц, которая жила тут больше десяти лет назад.
— Да, верно, тогда меня еще тут не было, — кивнула Елена Валерьевна. — Но вся информация о наших выпускниках находится в компьютере. Мы можем найти все, что вам надо, там. Только… Только сначала объясните мне, пожалуйста, зачем вам потребовалась такая информация?
Подруги переглянулись и дружно решили, что Елене Валерьевне можно доверять.
— Дело в том, что эту девушку убили, — сказала Мариша. — И есть подозрение, что ее убили из-за полученного ею наследства.
— Но мы не знаем точно, — добавила Юля.
— А коли за всех ваших воспитанников всегда вносили энные суммы неизвестные благодетели, то вполне возможно, что такое наследство существовало и в самом деле. Ведь кто-то же платил за Аню. И если за нее платили, значит, ее родственники были людьми не бедными.
— Да, — кивнула Елена Валерьевна. — Может быть, я и сумею вам помочь. Что же, давайте заглянем в компьютер. А если у вас и после этого останутся какие-то вопросы, то вы всегда можете дождаться Альбину Сергеевну. Но она вернется только часика через полтора.
— Полезли в компьютер! — одновременно произнесли подруги.
— Сейчас, — ответила Елена Валерьевна и подошла к плоскому монитору, таинственно поблескивающему звездной пылью. — Как фамилия вашей подруги?
— Борзова, — быстро произнесла Юля. — Анна Борзова.
— Борзова, Борзова, — забормотала Елена Валерьевна, шаря по файлам. — И какого она года выпуска?
— Девяностого, — ответила Мариша, взглянув на титульный лист из выпускного альбома Аньки.
— Да! — радостно воскликнула Елена Валерьевна, на которую вид выпускного альбома произвел самое благоприятное впечатление. — Есть! Как хорошо, что в свое время Альбина Петровна настояла, чтобы мы перенесли все сведения о детях в этот компьютер. А то бы сейчас ничего про вашу Аню узнать не удалось.
— А в чем дело? — насторожилась Мариша.
— Весь архив сгорел, — пояснила ей Елена Валерьевна.
— И давно сгорел? — насторожилась еще больше Мариша.
В прошлом году, — ответила Елена Валерьевна. — И, конечно, дела всех детей, которые вышли из нашего интерната в девяностом году, тоже сгорели. Тогда базы данных на жестких дисках не хранили, хотя компьютеры уже были. Но все равно по старинке, все по старинке делали.
— А почему сгорел архив? — не унималась Мариша.
— Да кто же знает? — пожала плечами Елена Валерьевна. — Пожарные сказали, что проводку замкнуло. Только с чего, непонятно. Проводка в том помещении совсем новая была.
— Что вы говорите? — тихо пробормотала Мариша, которой все больше и больше не нравился этот странный пожар, вспыхнувший почему-то именно в архиве.
— Нам еще фирма, которая эту проводку делала, потом неустойку выплатила и ремонт заново сделала, — продолжала Елена Валерьевна. — Так что мы ничего не потеряли, но документы, конечно, сгорели. Да бог с ними. Тут ведь все есть.
И она постучала по стеклу монитора, на котором как раз появился нужный файл.
— Вот и ваша Аня, — сказала Елена Валерьевна, открывая файл. — Сейчас посмотрим. Судя по всему, она отлично успевала в учебе. У нее есть несколько наград по изобразительному искусству и лепке. Но… да, очень странно. В графе опекуны стоит прочерк.
