И, схватив Верочку за руку, дама горячо произнесла:
— Прошу вас, помогите мне! Сама я не могу появиться в том интернате. Мое имя и имя моего сына не должны фигурировать в судьбе этой девочки. Моя невестка… Ей кажется, что ее окружают одни враги. К тому же у нее, как у многих больных людей, феноменально развито чутье. Поверьте, это может кончиться трагедией. Моя невестка не успокоится, пока не выяснит правду. И тогда… Тогда разразится катастрофа.
— Я все поняла, — ответила Верочка, которую уже начало раздражать, что все в этой семье танцуют под дудочку богатой истерички.
Но образ маленькой брошенной девочки стоял перед глазами немым укором. И Верочка поняла, что уже не сможет отказаться помочь бабушке и ее внучке.
— Что конкретно вы от меня хотите? — произнесла Верочка и этим вопросом положила начало своему длительному сотрудничеству с Анной Евгеньевной.
Та хотела от нее следующего. Ежемесячно Верочка должна была передавать сама или через доверенное лицо директрисе интерната определенную сумму за содержание и воспитание у них Анечки Борзовой.
Фамилию девочка получила от своей матери, о которой самой Верочке было известно лишь то, что женщина умерла, когда ее дочери было три годика. Свою маму девочка практически не помнила. И быстро привыкла называть мамой свою новую воспитательницу, которую по странному стечению обстоятельств звали Анной. Так же, как и бабушку маленькой сиротки, да и ее саму.
Выслушав рассказ бывшего нотариуса, подруги переглянулись.
— Скажите, а что сама бабушка — Пономарева Анна Евгеньевна — совсем не навещала внучку?
— Насколько я помню, нет, — покачала головой Верочка. — Во всяком случае, мне о таких контактах ничего не известно.
— А ее отец?
Тем более! — воскликнула Верочка. — Анна Евгеньевна передавала мне деньги, а я передавала их нашему посыльному, и он отдавал их заведующей интернатом, так сказать, лично из рук в руки. Впрочем, думаю, что отец и бабушка маленькой Анечки осведомлялись о судьбе ребенка. Ведь иначе я могла просто присваивать деньги себе. Они меня совсем не знали.
— И долго продолжалось ваше… м-м-м… сотрудничество?
— Более десяти лет, — ответила Верочка. — До тех пор, пока Анечка находилась в интернате.
— А потом? Что случилось потом?
— Потом мои услуги им стали не нужны, и я сочла, что могу наконец согласиться на предложение моего мужа и переехать жить в деревню. Девочка выросла. И к тому же по некоторым признакам я поняла, что Анна Евгеньевна и ее сын стали испытывать некоторые материальные затруднения, которых не наблюдалось прежде. Возможно, это было связано с начавшейся в стране перестройкой. Видимо, отец невестки Анны Евгеньевны лишился своего поста и кормушки.
— Понятно, — кивнула Мариша. — И вы не интересовались у Анны Евгеньевны, что стало с ее внучкой после того, как девочка ушла из интерната?
Верочкино лицо слегка помрачнело.
— Видите ли, — произнесла она, — мне не у кого стало спрашивать.
— В каком смысле?
— В том самом, что Анна Евгеньевна никогда не оставляла мне своего домашнего адреса. И я более чем уверена, что фамилия, которую она мне назвала при нашем знакомстве, не была ее настоящей фамилией, — ответила нотариус. — Иначе в чем смысл конспирации?
— Ну да, — пробормотала Мариша, с ужасом понимая, что единственная ниточка, которая вела к наследству Аньки, трещит и вот-вот порвется.
— После того, как Анечка вышла из своего интерната, ее бабушка, Анна Евгеньевна, никогда больше ко мне в контору не приходила.
— Почему? — удивилась Мариша. — Разве девочке после выхода в большой мир не нужна была ее поддержка?
— Дело, думаю, в другом, — произнесла Верочка.
— В деньгах, которых не стало? — спросила Мариша, вспомнив, что отдельную квартиру Аньке ее бабушка так и не приобрела. — Потому что денежная река оказалась перекрыта, да?
— В этом тоже, — кивнула Верочка. — Но я неоднократно говорила Анне Евгеньевне о своем намерении перебраться жить в деревню. И полагаю, она просто решила обратиться за помощью к другому нотариусу.
— К кому?! — хором воскликнули подруги.
— Этого я не знаю, — покачала головой Верочка.
Подруги молчали. Разочарование было слишком сильно.
Они так надеялись на эту поездку. И что же? Узнали фамилию Анькиной бабушки, которая, скорей всего, была вымышленной! Верочка сочувственно наблюдала за подругами, размышляя о чем-то про себя.
— Давайте я вас хоть супчиком угощу, — внезапно предложила она, явно желая подбодрить подруг хотя бы своей вкусной стряпней. — Суп у меня сегодня просто замечательный получился.
Подруги рассеянно кивнули, продолжая думать о своем. Верочка тем временем засуетилась, загремела кухонной посудой, в воздухе разнеслись ароматные запахи. И через несколько минут перед подругами появилось по полной тарелке золотистого бульона с мелко порубленной зеленью, в котором плавали розочки из моркови, ажурный темно-золотистый лук и безупречные светло-желтые нити домашней лапши.
Несмотря на то, что суп стоял на плите и лапша провела в нем куда больше часа, она ничуть не разварилась, и ее внешний вид не пострадал. Она и сейчас выглядела так, словно ее опустили в кипяток никак не больше десяти минут назад.
— Какая изумительная у вас лапша, — не удержалась от похвалы Мариша. — Вы ее, наверное, сами делаете?
— Это же сколько терпения и времени на такую работу надо потратить! — поддержала ее Юля. — Вообще-то я слышала, что итальянки для своих мужей делают макаронные изделия вручную, но чтобы русская женщина стала так баловать своего мужика!
Верочка неожиданно отвернулась в сторону и весело захихикала.
— Вообще-то мужу об этом знать не полагается, — произнесла она, закончив веселиться. — Но вам я, так и быть, открою свой секрет. На самом деле это вовсе не домашняя лапша. В том смысле, что я ее сама не делала.
Она встала и быстро подошла к шкафу, откуда извлекла пакет с уже знакомой подругам надписью.
— Вот видите! «Макфа»! — с гордостью сказала Верочка, демонстрируя пакет подругам. — Попробовала один раз и с тех пор только ее и варю. Отличное качество. И цена для такого продукта отнюдь не высокая. Куда лучше, чем всякие импортные аналоги. Стоимость их гораздо выше, да и потом, зачем нам — русским людям — поддерживать иностранных производителей, когда есть отечественные продукты и ничуть не хуже?
Затем она снова подсела к подругам, которые уже наворачивали по второй тарелке. Настроение у них несколько улучшилось. А вот вид у Верочки, когда она наблюдала за подругами, был снова глубоко несчастный и задумчивый. Она несколько раз вздохнула и наконец решилась.
— Девочки, — произнесла она, — я вижу, что ничем вам не помогла.
