– Потому что ко мне прикоснулся, – говорит Сигруд, – Перст Колкана.
– На тебе знак Божества, поэтому реальность тебя приняла. Во всяком случае, частично.
Шара натягивает на голову капюшон и идет к меловой линии.
– Я пойду первым, – говорит Сигруд. – С той стороны – вражеская территория. Только те, кто на нас нападал, переходили туда.
Шара широко улыбается – впервые за несколько недель.
– Я полжизни провела за чтением книг о других реальностях. И я ни за что не откажусь от шанса попасть в другую реальность первой – даже если моя жизнь под угрозой.
И решительно направляется вперед.
* * *
В отличие от перехода в Запретный склад, этот проходит совершенно незаметно – ничего не меняется. Шара даже сомневается: полноте, да шагнула ли она куда-то? Вокруг – все тот же переулок, под ногами камень мостовой, и улица впереди точно такая же.
Шара смотрит под ноги. Там лежит узел с серой одеждой.
Она оборачивается и видит, как Сигруд возникает – иного слова и не подобрать – из воздуха посередине улицы. Единственный глаз смигивает под серым капюшоном, гигант спрашивает:
– И что, это и есть переход?
– Наверное, – отвечает Шара. – Особой разницы, правда, я не…
И тут же осекается и изумленно раскрывает глаза, глядя Сигруду через плечо.
– Что? – удивляется он. Оборачивается и только и может выдавить: – Ух ты.
Первое настоящее, заметное отличие состоит в том, что через одно здание от них начинается день. Причем не просто день, а прекрасный день: с безоблачным, пронзительно-голубым небом. Шара поворачивается и смотрит в противоположную сторону: над крышами домов темнеет чернильно-дымно-фиолетовое ночное небо. Здесь даже время расходится в показаниях…
Однако на этом настоящие различия вовсе не заканчиваются: там, где заканчивается переулок, где начинается прекрасный день, возвышаются огромные, великолепные, потрясающе красивые белые небоскребы, с золотым верхом и золотой же отделкой. Стены покрыты переплетающимся растительным узором из керамики, над его лентами круглятся хрупкие белые арки, поблескивают украшенные стеклом и жемчугом оконные переплеты.
– А это, – тихо говорит Сигруд, – еще что такое?
Шара, задыхаясь от восторга, на заплетающихся ногах выходит на улицу и обнаруживает, что весь квартал застроен невозможными лилейно-белыми зданиями с затейливыми фризами – и ни один не повторяется. Стены покрывают каллиграфические узоры, напоминающие переплетенные лозы или строки из книг: вот, к примеру, одно из зданий исписано громадными буквами, складывающимися в цитаты из вуртьястанской «Книги копий». У Шары в буквальном смысле перегревается мозг – так много ее окружает надписей и изображений: Зеленый Рассвет и гибель Святого Варчека… Таалаврас чинит арку, поддерживающую мир… Аханас возвращает людям семя солнца…
– Ох ты ж… – Она вся дрожит. А потом падает на колени. – Ох ты ж мама дорогая…
– Что это за место? – спрашивает Сигруд, подходя поближе.
И тут она вспоминает слова Святого Киврея: мы жили словно бы в городе из цветочных лепестков…
– Мирград, – отвечает Шара. – Но тот, старинный Мирград. Божественный город.
* * *
– Я думал, это все разрушено, – говорит Сигруд.
– Нет! Он… исчез! – восклицает Шара. – Мирград резко потерял в площади во время Мига – целые кварталы вдруг взяли и исчезли. Некоторые, конечно, были разрушены – но, судя по всему, не все. Эта часть Мирграда спаслась, но оказалась отрезанной – и к нашей реальности ее привязывают лишь тонкие нити…
В солнечных лучах кружатся мотыльки. Хрустальные окна внутреннего двора разбрасывают по мостовой золотые блики.
– Значит, вот за это они сражаются? Сюда хотят вернуться? – И он, задирая голову, смотрит единственным глазом на увенчанную широким золотым куполом башню в полмили высотой. – Что ж, их можно понять…
– Это лишь жалкая часть прежнего города, – говорит Шара. – А все остальное действительно исчезло. И здания, и люди, которые в них находились.
Фонтан, изваянный в виде кипы жасминовых веток, счастливо журчит. С бортика на бортик, поблескивая зелеными глазами, перелетают стрекозы.
– Тысячи человек… – бормочет Сигруд.
Шара качает головой:
– Миллионы.
А потом на мгновение задумывается и говорит:
– Так. Дай-ка попробую…
Она вытягивает руки и что-то бормочет. Первые три попытки оканчиваются ничем.
– Что ты делаешь? – удивляется Сигруд.
Но с четвертого раза…
В ее ладонях возникает стеклянная сфера размером с яблоко. Шара заливисто хохочет:
– Работает! Оно работает! А ну-ка…
И она подносит шарик к лучу света, и тот мгновенно вспыхивает ярким золотом. Шара хихикает, опускает его на землю и запускает к Сигруду. Тот останавливает его сапогом – но свет не уходит, озаряя его снизу.
– Чудо, – поясняет Шара. – Из «Книги Красного Лотоса», книги Олвос. Которое не работает… ну, в нашем Мирграде. А здесь…
– Вполне себе работает.
– Потому что здесь реальность подчиняется другим законам. Смотри – давай, запусти его обратно ко мне.
Шара поднимает шар, подбрасывает и кричит:
– Оставайся здесь и освещай! – И сияющая сфера зависает в десяти футах над ними, заливая улицы мягким светом. – Такие повсюду в Мирграде висели, вместо фонарей. Гораздо удобнее, согласись…
– И прекрасно показывает, где мы находимся, – неодобрительно замечает Сигруд. – Пожалуйста, погаси ее.
– Ну… На самом деле я не знаю, как это сделать.
Ворча, Сигруд поднимает с земли камень и запускает его в сферу. Шара вскрикивает и прикрывает руками голову. Камень попадает точно в цель, сфера лопается и рассыпается тучей пыли, которую тут же сносит вниз по улице ветер.
– Ну хоть камень ведет себя как обычно, – удовлетворенно замечает Сигруд.
* * *
Они бродят по Старому Мирграду – так Шара назвала место, где они находятся, – не имея четкого представления о том, что ищут. Город покинут и заброшен: сады пусты, во внутренних дворах никого. Однако все такое беленькое и чистенькое, и Шара даже порадовалась, что наглухо завернута в серую ткань, – уж больно сильно солнце отражается от этих белых поверхностей… И хотя город поистине прекрасен, она не может не вспоминать Ефремову теорию: «Интересно, а это боги его таким сделали? Или они просто сотворили то, чего желали континентцы?»
Иногда они заглядывают в переулки покинутого города и видят нечто неожиданное: вместо такого же переулка или внутренностей здания их глазам предстают грязные, загаженные улочки, по которым шагают хмурые горожане, или сточные канавы, ведущие в Солду, или глухие кирпичные стены.
