– Подожди-ка… так это ты выдал меня газетчикам?
И оглядывается на Воханнеса, который непонимающе смотрит то на брата, то на нее.
– Но они, против всех ожиданий, не восстали против тебя, не повесили тебя на первом уличном фонаре… – цедит Волька. – Они возносили тебе хвалы за убийство Урава – священного детища Колкана! Я искренне не понимаю: ты действительно настолько талантлива, или все эти твои появления в ненужном месте в ненужное время – лишь совпадения? Как сегодня, к примеру. Ты действительно шла по нашему следу до истинной усадьбы Вотровых? Или просто случайно на нее набрела?
– Ах, вот оно что, – говорит Шара. – Значит, ты был в доме? Когда мы с Сигрудом ходили по Старому Мирграду. Ты видел нас.
– Если бы все шло по плану, мне бы не было нужды исполнять этот ритуал! – шипит Волька. – Однако снова и снова ты заявляешься куда не надо, и мы вынуждены действовать ранее задуманного! Ты вошла в истинный Мирград. Ты видела снаряженные корабли. Поэтому, увы, пусть и несколько волюнтаристским образом, но новая эпоха начнется сегодня.
– Ты собираешься уничтожить город пушечным огнем? С кораблей? – спрашивает Шара. – Зачем тебе летающие корабли? Ты же собрался освобождать Божество? Разве Колкан не может обратить нас в камень мановением руки?
– Зачем мне город? – усмехается Волька. – Гораздо мудрее будет разделять и властвовать… Сайпур – дитя моря, его сила – в кораблях. Наши воздушные суда помчатся прямо в Сайпур и расстреляют его верфи и гавани, а ваша оскорбляющая творение нация даже не успеет опомниться. Нам бы побольше кораблей, но, несомненно, даже с шестью мы на голову превосходим Сайпур, с военной точки зрения. Да, Сайпур силен, но они не ожидают атаки с воздуха. А мы налетим на них, как гроза, и с небес прольется огонь. Мы уподобимся ангелам, несущим разрушение и смерть. Мы кастрируем твою подлую страну, ибо иного она и не заслуживает.
Это заявление, как ни странно, ужасает ее более, чем планы по воскрешению какого-то там бога. «Там по шесть шестидюймовок на корабль, – быстро думает она. – Всего тридцать шесть пушек. Они в один день разнесут нашу инфраструктуру в пыль, сайпурский флот не оправится от потерь в течение месяцев – даже лет… И нам придется сражаться со связанными за спиной руками…»
– А это хорошо, знаешь ли, – говорит Волька. – Это правильно. Мир – наше горнило, и пламя придает нам форму. Ты познаешь боль. Оба вы познаете боль. Так надо. Плоть ваша очистится страданием, и грех совлечется с вас, но, возможно, некая часть плоти и осколок кости будут спасены и станут достойны его, – он переводит дыхание. – Вы оба предстанете перед ним. И так я найду милость в очах его – ибо передам в его руки не только отступника из отступников, но и дитя человека, что поднял руку на богов.
Волька отступает в сторону. В проеме появляются двое крепко сбитых мужчин в колкастанских робах. С тихим хлопком вызванный Волькой Колокол Бабочки рассеивается. Двое мужчин подходят к Шаре и Воханнесу, жестоко бросают их на каменный пол и туго спутывают руки. Они не сопротивляются – к Шаре еще не вернулась острота чувств и реакции, а Воханнеса, видимо, хорошо отделали, когда били.
– И знаешь что, Волька? – сплевывает Шара, когда ее вздергивают на ноги. – В свете того, что ты тут обо мне наговорил… А тебе известно, что изначально континентцы были столь же смуглы, как и сайпурцы? Сейчас континентцы белокожи, но лишь потому, что климат изменился и солнца мало. Так что ты зря восхищаешься белокожестью – это, так сказать, вовсе не божественная черта в вас. И ты бы сам мог узнать это, если б дал себе труд почитать писания других Божеств, а не только Колкана. Тот, как известно, избегал упоминаний плоти, не говоря уж о цвете кожи.
Волька пытается принять царственную позу.
– Врешь, шалотница, и все племя твое – лживое! – заявляет он и уходит.
* * *
Марек Ашковский, капитан доброго корабля «Морнвьева», через зеленые линзы защитных очков любуется пестрой картиной рассветного неба. На горизонте, как газетные заголовки, висят облака. Далеко внизу – наверное в паре миль, Марек не очень уверен, – пролетают темные, серые поля Континента.
Марек шарит в кармане комбинезона, нащупывает часы и прикидывает время.
– Два часа! – орет он, перекрикивая гудение ветра. – Два часа до берега!
Команда разражается радостными кликами. На всех – плотная термоодежда, очки и маски, и все они привязаны к палубе толстыми канатами: Джейкоби уже сдувало, когда с правого борта ударил резкий порыв, его вытащили на палубу товарищи, а парень ругался и отплевывался, отирая побагровевшее лицо.
«Два часа», – думает Марек. Через два часа он выяснит, на что годится добрый корабль «Морнвьева» – а также двадцать членов экипажа, шесть пушек и три сотни шестидюймовых снарядов – кроме как быстро лететь очень высоко над землей. Он до последнего сомневался, что судно сумеет оторваться от земли, – уж очень туго шли эксперименты с Ковром Колкана: в первый раз они взяли только одну нитку, и, когда приведенный Волькой священник прочитал активирующую молитву, нитка рванула в воздух так быстро, что священник не успел отступить в сторону и ему срезало бо́льшую часть лица.
«С чудесным, – заметил Волька, глядя на орущего от боли человека, – нужно обращаться крайне осторожно».
Им понадобилось несколько месяцев, чтобы стабилизировать действие нитей – в случае «Морнвьевы» пяти нитей, который поднимали вес в восемьсот тонн, – и еще несколько месяцев на то, чтобы закупить необходимую для конструкции сталь. И все это время Марек – искренне преданный, как он считал, делу – не верил, что это сработает.
И вот посмотрите – они летят выше самой высокой башни Аханастана, подобно пущенному в атмосферу ядру, их гонят вперед узкие, как мечи, паруса и мощные крылья.
«Не забывай, – напоминает он себе, – что у тебя есть миссия и долг. Мы отправились в поход не ради твоей славы, Марек Ашковский, и не ради славы человеков, но во славу Отца Колкана».
Но втайне Марек лелеет мечту: увидеть, что же скажет Колкан, когда их пушки обрушат беспощадный огонь на сайпурцев, и на тех наконец-то найдется управа. Они сровняют с землей и разнесут в клочья чудовищные верфи Галадеша… При одной мысли об этом сердце заходится от радости…
Марек спускается в трюм – уже раз в седьмой, наверное. Но спускается – посмотреть, как там пушки. Никто из континентцев не обладал доселе такой огневой мощью – и он исполняется гордости за огромные, массивные стволы и здоровенные снаряды, каждый толще его руки. И все механизировано! Чтобы выстрелить, нужно лишь на рычаг нажать!
Марек обходит три пушки по левому борту: Святого Киврея, Святого Юрека и Святого Василия. С ними все в порядке. Потом он обходит три пушки по правому борту: Святого Саввы, Святого Говроса и Святого…
Так. Марек останавливается перед Святым Ташкаем. Опираясь на пушку, там стоит высокий мужчина в драной колкастанской робе. И смотрит в отверстие пушечного порта, как бегут, взрезая облака, за кормой «Морнвьевы» добрые корабли «Усина» и «Укма».
