– Ох ты ж, – говорит она. – Ой, мама.
– Что такое? – вскидывается Мулагеш.
Голос внутри Шариной головы спрашивает: «Олвос? Что ты делаешь? Почему ты не помогла нам?»
– Да что происходит? – нетерпеливо спрашивает Мулагеш.
– Он знает, что я здесь, – отвечает Шара. – Колкан знает, что я здесь.
* * *
– А ты уверена, что это не очередная галлюцинация? – спрашивает Мулагеш.
Голос настойчиво зовет: «Олвос? Сестра-супруга? Почему ты прячешься от меня? От нас?»
– Я уверена, – вздыхает Шара. – Не думаю, что стала бы галлюцинировать на эту тему…
– И что ты собираешься делать?
Шара трет подбородок.
– Мне нужно возвести собственные укрепления на случай штурма.
Она разворачивается к городу. Думает: «С чего вдруг он решил, что я – это Олвос?»
В ее разум как будто просовывается чья-то рука и пытается схватить эту мысль.
«Олвос? – зовет голос. – Это ты? Тебе так же больно, как нам?»
Ей нужно очистить свой разум. Нужно очистить свой разум.
Начнем с физической реальности вокруг: латники – существа, обладающие физическим телом. И она раскатывает улицу, идущую вдоль стен посольства (сайпурские солдаты ошарашенно наблюдают за тем, как исчезают камни мостовой и асфальт), и наполняет ее ледяной водой. Водой такой холодной, что от нее трескается металл…
Теперь перед посольством колеблется густая лента тумана. Два латника выходят из развалин лавки. Скорострельные пушки дают по ним очередь, а потом солдаты входят в озеро змеящегося морозного тумана. Слышится шипение быстро сжимающегося металла, и латники мгновенно покрываются тонким слоем льда. От следующего залпа их броня взрывается дождем зеркальных осколков, и в небо взлетают сотни скворцов.
Голос – или два голоса? – внутри головы спрашивает: «Почему ты сражаешься против нас? Разве ты совершила какой-то проступок?»
«Мне нужно возвести защиту, – думает Шара. – Мне нужно изгнать его из головы».
Надо же, оказывается, информация поступает к нам по множеству каналов, но они зачастую совершенно несовместимы… Через антенну не пошлешь телеграмму, а радиоприемник не сладит с обычным документом – хотя и то и другое несет информацию… так же и человеческий мозг: у него так мало каналов… так мало антенн, приемников… Но мозг Шары вдруг обзавелся несказанным числом дополнительных антенн и приемников, и вся информация, которую она считала сокрытой, теперь непрерывным потоком струится ей в разум.
Шара смотрит на Мирград и видит механизмы за задником реальности, все эти колесики, шестерни и стойки. А еще она видит, что все это переломано и пришло в негодность. Как же сложно был устроен этот город до Мига! Гораздо сложнее, чем кто-либо мог предполагать! «Значит, вот что сотворил Таалаврас, – думает она, – до того как умер… Цепочки чудес, замыкающихся на чудеса, которые и приводили в движение весь этот сложный механизм за сценой…»
И она принимается за работу: нужно выстроить убежище из обломков субреальности. Мулагеш и солдатам кажется, что Шара дирижирует невидимым оркестром, но они не видят, как она возвращает на место тяжелейшие конструкции, ибо Божественное скрыто от их глаз. «Словно возводишь пристройку, – думает Шара, – из обломков моста».
Голос в ее голове спрашивает: «Почему ты бежишь от нас? Почему ты покинула нас, Олвос?»
Шара удивляется: «Да что такое тут творится?»
Она закладывает дыру огромным обломком, и в тот же миг гаснет свет. И она видит…
…Колкана. Тот стоит перед ней в море тьмы, и его серые одежды идут рябью. «Они заточили меня, – шепчет он. – Заперли, сунули в крохотный уголок реальности, а я всего-то хотел помочь своим людям. …И тогда ко мне пришел Жугов. Он посетил меня в моей камере и сделал мне больно. Очень, очень больно…»
Колкан исчезает, и на его месте возникает худосочный человек в треуголке с колокольчиками и в шутовском костюме из меха. «А мне пришлось! – рычит он. В голосе его слышится писк тысяч разозленных скворцов. – Они нас убивали! Убивали наших детей! Сваливали тела наших детей во рвы, и они там гнили! Я должен был что-то сделать! Я должен был спрятаться!»
Видение исчезает. Шара все покрыта холодным потом и дрожит.
«Я должна закрыть от них свой разум».
Краешком глаза она видит, как приближаются новые латники, входят в туман и леденеют. «Огонь», – командует Мулагеш. Пушки расстреливают их в упор, над улицей порхают скворцы.
Разум Шары ощупывает невидимую преграду. Она практически видит прорехи в ней – через дыры просвечивает небо цвета желтого пергамента. «Там, снаружи, – думает она, – Колкан изменяет под себя реальный мир – и его божественная сила преобразует Мирград». Она хватается за другие детали божественного механизма и закрывает ими дыры, но тут же…
…снова появляется Колкан и говорит: «Ты была старше, единственная из всех, кто был старше меня. Я слушался тебя, Олвос. А когда ты ушла, я исполнился страха и спросил у своей паствы: что мне делать? Мне кажется, я совершил много ошибок, Олвос…»
Колкан исчезает, вместо него снова возникает худой человек в треуголке и сердито кричит: «Я искал тебя! Где я только не искал тебя, Олвос! Ты ведь тоже выжила, как я, а больше никто! Мне пришлось сымитировать собственную смерть, смотреть на то, как умирают мои создания, мои дети! Мне пришлось прятаться в жалкой клетке, где сидел Колкан, – годами! Годами!»
Шара пытается сосредоточиться.
«Жугов, выходит, тоже жив, – и эта мысль исполняет ее ужаса. Она заделывает и эту дыру. – Но ведь, когда стекло разбилось, оттуда вышел только Колкан?»
Так много маленьких дырочек… И в каждую может пролезть он… или они… или кем они там теперь стали…
«Мне его не остановить, – думает Шара. – Это просто временная защитная мера, я просто откладываю неизбежное, а в это время они жгут Мирград и убивают людей».
В ледяной туман заходят и застывают еще пятнадцать латников. Пушки Мулагеш разносят их в клочья. Над улицей, как мухи, кружат скворцы.
Колкан возникает перед ней: «Что же мне делать? Что же нам делать?» И исчезает.
Появляется Жугов, плюется слюной и рычит: «Убей их всех! Убей их за то, что они с нами сделали! Инцест, матереубийство, горе и ужас! Мое собственное потомство, мой родич из Благословенных пошел против нас и убивал нас, как скотину! Жги их! Жги!»
И тут она понимает: «Нет… Нет, это невозможно… Я ведь видела только одно Божество в зале Престола мира, слышала только один голос – разве нет?»
Звон и звяканье – это шагают новые латники. Скрежещут орудия. Верещат миллионы скворцов…
И тут небо идет рябью, подобно поверхности темного озера.
Над Мирградом разносится гулкий голос Колкана: «ОСТАНОВИТЕСЬ».
