– Тогда какой смысл всем этим заниматься?
Он разжег трубку. И сказал:
– Хм. Все мы обращаемся к нашему прошлому, чтобы узнать, как пришли к настоящему, разве нет?
И все-таки он ей соврал. Использовал втемную. И не сказал, зачем сюда едет.
Шара возвращается к работе. Впереди много часов работы. К тому же работа отвлекает от ненужных воспоминаний.
* * *
Отучившись два месяца, они снова встретились. Шара сидела в библиотеке – читала о деяниях Сагреши, героической помощницы каджа. Читала и краем глаза заметила, что кто-то сел за стол у окна.
Он склонил голову над книгой, золотисто-рыжие кудри падали на лоб. Похоже, он не умел сидеть прямо: сейчас он весь скривился и завалился назад. На коленях лежал том работ о Тинадеши – инженере, строившем на Континенте первые железные дороги.
Шара окинула его сердитым взглядом. Потом подумала, поднялась, собрала свои книги и уселась напротив. И стала молча смотреть на него.
Он даже не поднял головы. Просто перевернул страницу и через некоторое время сказал:
– И что же тебе от меня нужно?
– Почему ты тогда сказал это?
И он поглядел на нее сквозь упавшие на глаза спутанные волосы. И хотя Шара была не из тех, кто злоупотребляет алкоголем, характерная припухлость век объяснила ей многое – в Фадури преподаватели называли это «утренним недомоганием».
– Что – это? – спросил он. – Ах, на турнире…
Она кивнула.
– Ну… – И тут он скривился и, словно застеснявшись чего-то, уткнулся обратно в книгу: – Да зацепить тебя хотелось. Ты ж серьезная такая вся сидела до невозможности. Не улыбнулась ни разу, несмотря на все победы.
– Но что конкретно ты имел в виду?
Тут он посмотрел на нее – явно не понимая, чего от него хотят:
– Э-э-э… ты… серьезно спрашиваешь?
– Ну да.
– А сама-то как думаешь? Что конкретно я мог иметь в виду, когда сказал, что хочу с тобой перепихнуться? – неуверенно выговорил он.
– Да я не об этом, – пренебрежительно отмахнулась Шара. – С этим все понятно. Я о другом. Ты сказал, что я… не девчонка.
– Ты что, на это разозлилась? Серьезно?!
Шара смерила его злющим взглядом.
– Так, понятно, – сказал он. – Короче. Я девчонок достаточно повидал. Девочкой, кстати, можно быть в любом возрасте. В сорок. В пятьдесят. Есть в них какая-то взбалмошность – впрочем, и сорокалетний мужчина может вести себя воинственно-агрессивно, словно нетерпеливый мальчик пяти лет от роду. Но – в любом возрасте можно быть и женщиной. А ты, моя дорогая, уже к шести годам, уверен, приобрела душу пятидесятитрехлетней или даже пятидесятичетырехлетней женщины. Мне это абсолютно очевидно. Ты – не девчонка.
И он снова уткнулся в книгу:
– Ты – сто процентов женщина. Причем, скорее всего, весьма преклонных годов.
Шара подумала над этим. А потом вытащила собственные книги, разложилась и принялась читать – там же, куда села, напротив него. В ней кипели ярость и гнев, но в то же время она чувствовала себя странным образом польщенной.
– Да, эта биография Тинадеши – полное говно. Так, на всякий случай предупреждаю, – сообщила она.
– Правда?
– Угу. Автор предвзят. Плюс у него сомнительные ссылки.
– Ах, вот оно что. Ссылки, значит. Это очень важно.
– Да.
Он перевернул страницу.
– А кстати, – вдруг сказал он, – а ты, случайно, не думала над той, другой фразой? Ну насчет того, чтобы перепихнуться?
– Заткнись.
Он улыбнулся.
* * *
И они стали встречаться в библиотеке почти каждый день, и их отношения очень походили на ту игру в батлан: долгое, изматывающее противостояние, в котором никто не мог толком продвинуться или уступить. С самого начала Шара понимала, что, если принять во внимание национальность, они поменялись ролями: она выступала суровым непреклонным консерватором, фанатично защищавшим правильный образ жизни и преимущества дисциплины и служения ближнему. А он – он вел себя как снисходительный вольнодумец, держащийся точки зрения, что если кому-то заблагорассудится что-то сделать, и это никому не вредит, более того, если у человека есть деньги, чтобы оплатить свою прихоть, то кому, в конце-то концов, какое дело?
Оба соглашались с тем, что их страны находятся в критически опасном состоянии. «Сайпур разжирел и размяк, занимаясь торговлей, – сказала ему как-то Шара. – Мы считаем, что безопасность можно купить за деньги. И никому, совершенно никому не приходит в голову, что за безопасность нужно бороться – каждый день, каждый час».
Воханнес закатил глаза:
– Батюшки, какая жуткая у тебя картина мира. Мало того что циничная, так еще и скучная до зевоты.
– Я права, – упорствовала Шара. – Сайпур стал тем, чем стал, благодаря военной силе. А вот гражданское правительство у нас излишне мягкотелое.
– И что ты собираешься предложить? Чтобы сайпурские дети выучили еще одну клятву верности Родине? – расхохотался Воханнес. – Дорогая моя Шара, неужели ты не видишь? Сила Сайпура в том, что он позволяет людям быть людьми. В отличие от Континента.
– Ты… ты – восхищаешься – Сайпуром? Ты ведь континентец!
– Конечно, восхищаюсь! И не только за то, что здесь я не смогу подхватить проказу – чего, увы, нельзя сказать о Континенте. Просто здесь… здесь вы как-то человечнее, что ли. Разве ты не знаешь, как редко такое встречается?
– Я-то думала, что тебе нужны дисциплина и взыскания, – протянула Шара. – Вера и самоотречение.
– Так думают не все континентцы, а только колкастани, – сказал Воханнес. – И это ублюдочный образ жизни. Поверь мне.
Шара покачала головой:
– Ты неправ. Мир можно поддерживать только силой. И верой в идею. Так всегда было – и ничего не поменялось.
– Я смотрю, для тебя в мире царят холод и мрак, дорогая моя Шара, – улыбнулся Воханнес. – Надеюсь, что твой прадед научил тебя главному: даже один человек может изменить к лучшему жизни многих.
– Восхищаешься каджем? За такое на Континенте тебя убьют.
– На Континенте меня вообще за кучу вещей могут убить.
Оба, как и положено образованным отпрыскам влиятельных семейств, полагали очевидным, что вскоре изменят судьбы мира, – вот только никак не могли сойтись на том, как же их лучше поменять. Шара беспрестанно фонтанировала идеями: написать объемный исторический труд о сайпурской и мировой истории? Или пойти в политику, как тетушка? Воханнес тоже не отставал: профинансировать грандиозный дизайнерский проект перестройки всех полисов Континента? Или вложить деньги в радикально новую бизнес-идею?
