– Ты можешь просто передать мне чемодан. Министерство выплатит тебе щедрое вознаграждение.
– Ты хочешь, чтобы я отдал тебе это вместе с чемоданом? – Воханнес даже рот раскрыл от удивления. – Но это очень дорогой чемодан! Он стоит бешеных денег!
– Сколько?
– Понятия не имею, я же его не покупал, у меня этим специально обученные люди занимаются…
Он что-то ворчит под нос и оглядывает чемоданы:
– Нет, ну точно, бешеные деньги…
– Вышли нам счет, и мы компенсируем их стоимость.
И Шара стаскивает чемодан со стола. Он не слишком тяжелый. Она лихорадочно перебирает варианты: там бумаги? Книги? Или даже… артефакт? Затем она берет у Во второй чемодан. И стоит перед ним – в каждой руке по чемодану. Ситуация идиотская, вид дурацкий – словно бы она в отпуск на пляж собралась.
– Почему так получается, – говорит Воханнес, провожая ее до двери, – что, когда мы заканчиваем дело, всегда остается такое чувство, что и ты, и я остались внакладе?
– Это потому, Во, что дела у нас неправильные. Нехорошие дела.
* * *
Она выходит из клуба, и в легкие врывается свежий воздух – прямо как из-под воды вынырнула… Одежду придется выкинуть – она безнадежно пропахла табачищем.
– Ах… – слышится голосок. – Это вы, госпожа Тивани?
Шара поднимает взгляд, и сердце ее обрывается. На заднем сиденье длинного дорогого авто сидит Ивонна Стройкова. Бледная как снег, с ярко накрашенными губами – совершенно прозрачная и бесцветная, даже прозрачнее, чем тогда на приеме. Из-под меховой шапки на лоб спадает тщательно подвитая черная прядь, Ивонна заправляет ее за ухо. Она изо всех сил старается не показать виду, но ничего не получается: Ивонна шокирована тем, что видит.
– Ах, – говорит Шара. – Здравствуйте, госпожа Стройкова.
Темные глаза Ивонны скользят по дверям клуба – девушка не скрывает горечи.
– Вот, значит, как. Это с вами он сегодня встречался.
– Да.
Так, надо быстро что-то придумать.
– Он представил меня кое-кому.
Шара медленно подходит к окну машины.
– У него много планов относительно сотрудничества с Сайпуром. Такие знакомства весьма полезны для дела.
Хорошая версия: правды в ней где-то одна шестая, зато звучит убедительно.
– В этом клубе?.. Здесь же собирается исключительно старая гвардия…
– Полагаю, времена меняются, или как там говорится в пословице…
Ивонна смотрит на белые чемоданы и кивает. Судя по ее виду, она не верит ни единому слову.
– Вы же были знакомы прежде, не правда ли?
Шара, после некоторой паузы, отвечает:
– Нет. Нет, мы не были знакомы.
– Хм. Могу я попросить вас кое о чем, госпожа Тивани?
– Конечно.
– Прошу вас… относитесь к нему бережно.
– Простите?
– Бравада, хвастовство – это все напускное. На самом деле он очень ранимый.
– Что именно вы…
– Он ведь сказал вам, что сломал бедро, когда упал с лестницы?
Ивонна качает головой:
– На самом деле это случилось в клубе. Но не в таком, как этот. В том клубе мужчины тоже встречаются с мужчинами… можно и так сказать. Но на этом сходство оканчивается.
Шара чувствует, как бешено колотится сердце. Ведь она знала, знала. Так почему же это ее так удивляет?
– В ту ночь полиция устроила облаву, – говорит Ивонна. – Как вы, наверное, знаете, в Мирграде до сих пор очень сильны традиции колкастани. Подобные… отношения… они под строжайшим запретом. В ту ночь схватили много людей и обошлись с ними самым жестоким образом. Он чуть не умер. Переломы бедра очень плохо срастаются… – Ивонна горько улыбается. – Но он не извлек из этого никакого урока. И пошел в политику. Он хотел перемен. В конце концов, именно Эрнст Уиклов приказал полиции устроить эту облаву.
Из клуба вываливается толпа пьяных мужчин. Они громко хохочут, вокруг их воротников увивается, как нежная любовница, дым.
– Почему вы встречаетесь с ним? – спрашивает Шара.
– Потому что я его люблю, – отвечает Ивонна. И грустно вздыхает. – Я люблю его таким, какой он есть. Мне нравятся его замыслы. И я хочу уберечь его от беды. Надеюсь, таково же и ваше желание…
Белая длинная машина Ивонны вспыхивает в свете фар – это подъехал Питри, Шара слышит, как он окликает ее из посольского авто. Открывается дверь клуба, в проеме возникает Воханнес. Белый мех шубы блестит в свете фонарей.
Ивонна улыбается:
– Прощайте, госпожа Тивани. Хорошего вам вечера.
* * *
Шара до сих пор помнит этот день. Случилось все ближе к концу второго триместра, на второй год их обучения в Фадури. Она шла вверх по лестнице, а мимо нее вниз по ступенькам скатился Рушни Сидтури. Она поздоровалась, а вот Рушни, весь потный и встрепанный, ничего не ответил. А когда она вошла к Во, она увидела его сидящим в кресле возле стола, без рубашки. Ноги он закинул на подоконник, руки заложил за голову. И в голове ее прозвучал тревожный звоночек – ведь он сидел так только после того, как занимался любовью.
Они говорили – о чем-то совершенно невинном, – а она бочком придвинулась к кровати. И пощупала простыни.
Простыни были влажные. А в одном месте – как раз там, где положено находиться бедрам и спине, если лежать на кровати, – и вовсе мокрые.
И юный Рушни так спешил, так спешил – прямо как на пожаре…
Тогда Шара не стала выяснять отношения. Она решила присмотреться к тому, что происходит. («На самом деле, – гораздо позже думала она, – именно так я себя всегда и вела. Я не вмешивалась даже в собственную жизнь. А только смотрела и выжидала. И действовала из-за кулис».) И она стала замечать, как много времени Во проводит в компании молодых людей. Как их обнимает. Стала замечать, как он на них смотрит, как он сразу расслабляется и мягчеет рядом с ними…
Интересно, а он все это понимает? Так она тогда думала. А она – ей-то что делать?
И однажды Шара не выдержала и тихо зашла в его комнаты, когда он и – надо же, она даже не помнила имя этого парнишки, Рой его звали, что ли, – нежно и медленно занимались друг другом в той самой постели, где Во шептал ей на ухо, как сильно он ее любит. Буквально два дня назад.
Стоило увидеть их лица, когда она подошла и осторожно покашляла. Мальчишка рванул прочь сразу. Во орал как резаный, костеря ее на чем свет стоит. А она стояла и молчала.
Он очень хотел, чтобы она наорала на него в ответ. Шара это прекрасно понимала. Но не захотела делать ему такой подарок. Это была не ссора. Она вообще не имела никакого отношения к тому, что он совершил. Это было предательство. Чистой воды.
