– Именно эта стратегия, – говорит Воханнес, – подарила нам реставрационистов, большое спасибо. И все, что случится потом – а оно случится, – будет следствием этой недальновидной политики. Город маринуется в собственном соку. А трагедия, подобная сегодняшней, позволит разорвать этот порочный круг! Шара, прошу тебя! Воспользуйся нынешним шансом!
– За сегодняшний вечер у меня случилась не одна, а несколько трагедий. – И она горько смеется. – Нет, такие союзники тебе не нужны. К рассвету, возможно, у меня даже работы не будет.
– Что-то я очень сильно в этом сомневаюсь. Особенно потому, что сейчас каждый мужчина, женщина и ребенок в Мирграде считают вас героями, совершившими славный подвиг.
Мулагеш и Шара сидели в своих креслах, явно подремывая, но тут они быстро смаргивают и просыпаются.
– Ч-что? – переспрашивает Мулагеш.
– В смысле – что? – переспрашивает в свою очередь Воханнес.
– В смысле… что вы сейчас сказали?
– Вы что… не поняли до сих пор? Вон та толпа… – и он показывает на север, в сторону ворот. – Думаете, они орут от злости? Хотят своротить ворота? Нет! Они вопят от восхищения! Восхищения, понимаете? Вы убили чудище, которое терроризировало город, у всех на глазах! Это же… в общем, это действительно подвиг, достойный увековечивания в легендах.
Шара бормочет:
– Но это же было священное создание… На городской площади раньше был храм Урава! Они этой твари поклонялись! Раньше!
– Ключевое слово здесь – раньше. Это было триста лет тому назад! А сейчас оно пыталось нас всех убить!
– Но… Но это же Сигруд все сделал!
Он пожимает плечами:
– Ликование нарастает. Отцы Города не знают, что делать. У тебя есть шанс стать первым гражданином Сайпура, получившим официальную благодарность городских властей. И если бы ты или кто-то из Галадеша дали себе такой труд, вы могли бы войти в город под одобрительные аплодисменты, отстроить мост и считаться спасителями Мирграда отныне и до века!
Шара и Мулагеш ошарашенно переглядываются. Воханнес вынимает папиросу из крохотного серебряного портсигара и вставляет ее в мундштук.
– Будем, правда, надеяться, – говорит он, – что они не сумеют дознаться, кто ты на самом деле. Уж больно у твоей семьи… мгм… известная история, а нам не нужны всякие неприятные исторические параллели, правда?
* * *
Шара пьет. А что, почему бы и нет? Она боец среди бойцов, выжившие пьют за победу. И за тех, кто погиб. Вино кружит усталую голову, Воханнес присоединяется к ним с Мулагеш, и вечер преображается: из горького и нервного становится уютным и домашним, как их прежние вечера в школе, когда они сидели в общей гостиной с однокашниками, болтали о том о сем и прицельно игнорировали безумный, безумный мир за ее стенами.
Какое же это прекрасное чувство – чувство общности…
В сиреневых предрассветных сумерках Мулагеш задремывает в кресле. Воханнес, заботливо поддерживая Шару под руку, ведет ее наверх. Она останавливается перевести дух у большого окна на лестничной площадке. Звезды разлеглись на одеяле из мягких фиолетовых облаков, укрывающем Мирград, – вид настолько живописный, что кажется картиной бесстыдно сентиментального художника.
Воханнес прихрамывает следом. Сейчас он выглядит очень хрупким.
– Я… – Шара понимает, что этого лучше не говорить, но она настолько пьяна, что уже не может остановиться: – Тот несчастный случай, Во… мне очень жаль, что так случилось.
– Такова наша жизнь, – тихо отвечает он. Если он и знает, что она знает, как он в действительности получил эту травму, то не показывает. – Я хочу изменить ее и прошу твоей помощи.
Когда они наконец добираются до комнаты, Шара садится на кровать и подпирает лоб руками. Комната кружится и качается подобно палубе корабля.
– Давненько, – слышит она в темноте голос Воханнеса, – не был я в спальне женщины…
– А как же вы с Ивонной?..
Он качает головой:
– Там… там немного не то, что ты думаешь.
Она ложится на спину. Воханнес кривовато улыбается, садится рядом и, опираясь на руку, зависает над ней. Их бедра соприкасаются.
Она удивленно моргает:
– Я как-то не думала, что тебе это интересно…
– Ну… и здесь тоже… немного не то, что ты думаешь.
Она печально улыбается. Бедняга, думает она. Вечно он разрывается между двумя мирами…
– Разве я тебе не противна? – спрашивает она.
– С чего бы это?
– Я отказываюсь делать то, что ты хочешь. Я не помогаю ни тебе, ни Мирграду, ни Континенту. Я твой враг. Препятствие на пути к цели.
– Мой враг – ваша политическая стратегия, – вздыхает он. – Когда-нибудь у меня получится тебя переубедить. Возможно, сегодня.
– Не говори ерунды. Зачем промышленному магнату злоупотреблять доверием подвыпившей женщины?
– Хм. А ты знаешь, – говорит Воханнес, – что, когда я вернулся, по городу пошли слухи, что я завел сайпурскую любовницу? Как меня за это поносили! Но и завидовали тоже, конечно. Но мне было все равно.
Глаза его увлажняются – неужели плачет?
– Я встречался с тобой не из-за тяги к экзотике. Я встречался с тобой, потому что ты – это ты.
Вот как он смеет быть таким красивым, а?
– Если ты не хочешь меня, – говорит он, – просто скажи «нет», и я уйду.
Она обдумывает его слова и испускает преувеличенно тяжелый вздох:
– Ты всегда ставишь меня перед такими сложными дилеммами…
Он целует ее в шею. Его борода щекочет ей скулу.
– Хммм… Ах… Ну ладно. – И она тянет за уголок покрывала и откидывает его. – Полагаю… – тут она с трудом сдерживает смех – он целует ее ключицу, – …что настало время забраться в кровать.
– Кто я такой, чтобы отказывать послу в его прихоти? – И он сбрасывает свою белую шубу.
«Это было такое важное заседание, – думает Шара, – что ему пришлось переодеться?»
Она, наверное, произнесла это вслух, потому что Воханнес оборачивается и говорит:
– А я не переодевался. Я весь вечер в одном и том же.
Шара пытается уцепиться за эту мысль – «что-то тут не то», – но тут он принимается расстегивать на ней блузку, и она начинает думать сразу о нескольких вещах…
* * *
– Как бы ты хотел, чтобы я легла?
– Как тебе хочется, а что?
– Ну… я хотела сказать… ну… у тебя же бедро…
– Ах да. Да. Ты права.
– Так… Вот так хорошо?
– Так хорошо. О… так ооочень хорошо…
«Зря я это все затеяла», – думает Шара. И гонит от себя эту мысль – неужели и в этой простой радости ей нужно себе отказывать?
