— Я знаю секретарское дело, — объяснила она ему. — Может, я не слишком быстро стенографирую, но зато мой почерк легко читается. И печатать тоже умею. Я пользуюсь обычной бизнес-системой Грегга, так что ваша секретарша или машинистка вполне сможет перепечатать текст.
— Великолепно! — сердито хрюкнул он.
«И к чему все это?» — подумала Роберта.
Фиск сбросил бумагу и карандаш на пол и заорал:
— Беритесь за блокнот, чего ждете-то?
Роберта подобрала раскиданные письменные принадлежности и уселась около кровати.
— Я готова, мистер Фиск. — Рука ее в ожидании замерла над чистым листком бумаги.
Неугомонный пациент диктовал битых два часа, и Роберте оставалось только диву даваться, отчего его пьесы пользуются такой популярностью. Абракадабра какая-то. Неожиданно Фиск замолчал.
— А теперь посмотрим, так ли вы хороши, как говорили. Читайте.
Дело оказалось не из легких. Некоторые слова были совершенно незнакомы Роберте, но она проговаривала строчку за строчкой, каждую секунду ожидая услышать приказ выкинуть эту белиберду, а еще лучше сжечь. Но пациент дослушал до самого конца и разразился довольным смехом:
— Вот это да! Это нечто, скажу я вам! А теперь давайте-ка садитесь за печатную машинку. Немедленно. Хочу взглянуть на это собственными глазами.
— Не могу, мистер Фиск. — Роберта отрицательно покачала головой. — Я ваша медсестра, а не секретарша.
— Черт бы побрал этих медсестер! — заверещал больной. — Печатайте давайте! А то уволю!
— В таком случае я уже уволена, потому что не намереваюсь печатать эти заметки ни сейчас, ни когда бы то ни было, — тихо, но твердо проговорила она. Мужчина долгое время пытался испепелить ее взглядом, а Роберта все думала, не вскочит ли он с постели и не понесется ли по коридору, ведь было три часа ночи.
— На сегодня вполне достаточно, — скомандовала она, наконец.
— Вы действительно так думаете? Да кто вы такая, чтобы решать, достаточно мне или недостаточно?!
— Абсолютно никто, мистер Фиск, но так уж получилось, что я ваша медсестра, и в мои обязанности входит следить за тем, чтобы вы четко выполняли предписания врача и чтобы не навредили самому себе, а тем более не усугубили свое положение и не пустили лечение коту под хвост. Конечно, вам решать, хотите ли вы уехать домой через пару недель или зависнуть тут на неопределенное время. И вот еще что: ярость не идет на пользу вашему сердцу. Пульс у вас и так уже зашкаливает, и я не удивлюсь, если и температура тоже поднялась.
Фиск по-прежнему не сводил с девушки взгляда, но выражение лица переменилось. Он удивленно приподнял брови и осклабился:
— И это вы говорите мне! Ладно, леди, будем считать, что мы квиты, согласны? Положите заметки сюда, я отдам их Марте, когда она придет в следующий раз. Она позаботится о том, чтобы их напечатали. — Больной широко зевнул. — Вы правы, я устал больше, чем мне казалось.
Роберта опустила подушку и подоткнула одеяло. Ухо заживало, цвет лица явно улучшился, и все указывало на скорое выздоровление. Девушка прикинула в уме, как бы ей досталось, окажись у него действительно мозговая опухоль и проведи он в постели несколько месяцев. Иногда ей даже казалось, что мистер Фиск разочарован тем, что диагноз не подтвердился, и в душе ему стыдно за ту шумиху, которую он устроил по поводу, как ему казалось, весьма незначительного недуга.
— Ты что, только недавно вернулась, Син? — спросила Роберта, сев в кровати. — Если хочешь поболтать, то закрой, пожалуйста, окно.
— Да нет, я пришла в начале четвертого, — ответила Синтия, с шумом захлопнув окно. — Мы здорово повеселились, Боб, и угадай, кого я встретила в Коринфе, в «Космополитен»! Ту самую куколку, за которой ты ходила прошлой зимой, ну, как ее, вдова эта… Пола… Пола Винслоу. И угадай, с кем она была! Вот новости так новости, так что лучше ляг, а то с кровати свалишься!
— Ну и с кем же она была?
— С доктором Николсом!
— С кем, с кем? Что ты сказала?!
— Я сказала, с его сиятельством преподобным доктором Николсом. Я не хотела, чтобы он меня заметил, и думаю, что он вряд ли видел меня. Хоумер — умный малый, понятливый, и мы все время держались в противоположном конце зала. Правда, там и так было не протолкнуться. Ну, что скажешь?
— Думаю, ты ошиблась, Син, — выразила протест вконец обескураженная Роберта.
— Ничего я не ошиблась, крошка моя. Я за ним в оба приглядываю после того, как на прошлой неделе застала его в бельевой с Деланд за весьма интимной беседой, — продолжала тем временем Синтия. — То ли наша Мадонна такая шустрая, то ли они старые знакомые. Что касается меня, так я больше склоняюсь к последнему варианту. Погоди, вот шеф узнает, тогда посмотрим, Боб. Полетят клочки по закоулочкам. Говорят, он без ума любит свою племянницу.
Роберта не могла вымолвить ни слова. Только на прошлой неделе Стэн валялся у нее в ногах, умоляя выполнить свое обещание помочь ему справиться со своими чувствами и подарить ему дружбу. Умолял ее поехать с ним в Вейланд к пациенту, но она наотрез отказалась. Из мести? Это вряд ли. Роберте пришлось признать, что себе самой она не доверяла больше, чем ему. Его очарование до сих пор не переставало действовать на нее, и она едва могла противостоять искусу. Конечно, отец учил ее сражаться со всякими трудностями, в том числе и с такими, смотреть им в лицо, но девушка интуитивно чувствовала, что лучше будет просто уйти в сторонку и не испытывать судьбу. Она предлагала ему свою дружбу. Святая наивность! Это не правда — просто не может быть правдой, что у нее есть силы оградить его жену от боли и не дать разрушить его карьеру. Какая глупая идея! Как бы то ни было, Роберта была убеждена, что он по чистой случайности оказался с миссис Винслоу в «Космополитен». Не могли они быть вместе, даже в одной компании. А что касается «весьма интимной беседы» в бельевой, про которую упомянула Синтия, так это все разыгравшееся воображение подруги.
— Шла бы ты спать, Син, — посоветовала она подруге, укладываясь на подушку. — У тебя жар, и прошу тебя, никому не повторяй этого бреда. А то проблем не оберешься. Все равно никто тебе не поверит. И прошу тебя, перед выходом открой окно.
— Ах, так! — поднялась Синтия. — Ты мне не веришь? Видно, нет. Значит, мне нечего больше тебе сказать. Но не удивляйся ничему, что будет происходить в больнице, Роберта Камерон.
Звякнуло стекло, хлопнула дверь, и Роберта поняла, что Синтия обиделась на нее за такую реакцию на последние сплетни, а девушка не сомневалась, что это именно сплетни, и ничего более. Однако многочисленные вопросы продолжали терзать Роберту, но она так устала, что была не в состоянии думать и вскоре заснула.
С той самой ночи у Роберты больше ни разу не возникало проблем с Харпером Фиском. Он, конечно, бывал и резким, и капризным, но Роберте удавалось без особого труда уломать его, и в итоге великий драматург выполнял все ее требования. Однако с Остин дело обстояло как раз наоборот. Каждый вечер она заявляла, что вымотана до предела, сыта по горло этим нытиком и уходит, но с утра неизменно вновь появлялась в дверях с видом мученицы, добровольно идущей в пасть изголодавшегося льва. Роберта никак не могла взять в толк, почему Остин, с ее умением избавляться от особо неприятных случаев, продолжала, как на каторгу, ходить в 117-ю, и, поразмыслив, пришла к выводу, что виной всему Марта.
