Сурово нахмурившись, он строго спросил:
— Когда ты в последний раз ела?
— Не… не помню… — залившись краской, пробормотала Белинда.
— А точнее?
— Я завтракала.
— Сегодня?
— Вчера, — неохотно призналась она.
Он проворчал что-то явно нелестное по поводу молодых идиоток, которые позволяют себе не есть сутками, потом, взяв себя в руки, сказал:
— Ладно, поговорим после еды.
Поднявшись, Освальд прошел к плите и вернулся с тарелкой, полной пышного домашнего золотистого печенья. Потом достал из холодильника большую миску с мороженым, несколько мисок поменьше с разными ягодами и резаными фруктами, поставил все это на стол.
— Будешь?
— А мороженое какое? — робко спросила Белинда.
— Ванильное.
— Откуда ты знаешь, ты же не пробовал?
Он усмехнулся в ответ.
— Надо отдать миссис Уоррен должное. Она всегда готовит одно и то же, но ее мороженое, как и жаркое, — просто великолепно. Печенье, кстати, тоже.
— Тогда с удовольствием попробую.
Освальд положил на тарелки более чем щедрые порции мороженого. Белинда посмотрела на свою с выражением комического ужаса на лице и заявила:
— Только не говори, что тот, кто доедает последним, — моет посуду.
— Не волнуйся, с мытьем справится техника. Но кто закончит последним, будет разливать кофе.
Сочтя угрозу не страшной и опасаясь обещанного разговора, Белинда не спешила с мороженым, тем более что оно действительно заслуживало того, чтобы его смаковали не торопясь. Сложив грязную посуду в посудомоечную машину, она сварила кофе, перелила его в кофейник, поставила на поднос с кружками и молочником и понесла в гостиную.
Там было много прохладнее, чем в кухне, и Освальд, задернув занавески на окнах, разводил огонь в камине. Он посмотрел на нее через плечо, и блеск синих глаз встревожил Белинду. У него был вид человека, пришедшего к определенному решению и намеревающегося осуществить его любой ценой. Она занервничала.
С большим запозданием молодая женщина поняла, что совершила ошибку. Ей не следовало соглашаться приезжать сюда — Освальд конечно же блефовал. Он ни за что не остался бы проводить с ней Рождество в той жалкой дыре, где она пряталась.
Он с улыбкой наблюдал за ней, будто прекрасно знал, о чем именно она думает.
Присев к низкому столику и разлив кофе, Освальд спросил:
— Боишься, что я укушу тебя, если подойдешь ближе?
— Нет, конечно. — Но дрожащий голос выдал ее.
Он похлопал рукой по кушетке рядом с собой.
— Садись сюда.
Но она выбрала самое дальнее кресло и опустилась на самый краешек, готовая вскочить и убежать в любую секунду. Только вот бежать было некуда…
— Ага, не желаешь. Не хочешь рисковать, да?
Игнорируя вопрос, она взяла кружку с кофе, немного отпила и посмотрела в сторону. Потом, сознавая, что надо что-то немедленно предпринять, сделала вид, будто с трудом подавила зевок, и сказала:
— Я плохо спала сегодня. Мне бы хотелось поскорее лечь.
— Неплохая идея, — мягко одобрил Освальд. — Только сначала ответь, почему ты сбежала, ничего не сказав мне?
— Я… я не желаю говорить об этом.
— Ты жила в моем доме, спала в моей постели. Тебе не кажется, что я имею право знать?
Белинда закусила губу и, не произнося ни слова, посмотрела в сторону.
Немного помолчав, Освальд тихо спросил:
— Тебе не приходило в голову, что я могу с ума сходить от беспокойства?
Естественно, не приходило. Белинда считала, что он разозлится, придет в бешенство, все что угодно, но только не будет беспокоиться за нее.
— Так что, не приходило? — настаивал он.
— Нет. — И, защищаясь, она добавила: — Я взрослая женщина, а не беспомощный младенец.
— Ты, конечно, взрослая женщина, но ведешь себя много хуже, чем младенец, — резко бросил он. — Во всяком случае, ни один ребенок не будет сознательно морить себя голодом.
— Я не морила себя голодом, — вспылила Белинда. — Мне просто не хотелось есть, вот и все!
Освальд тяжело вздохнул.
— Скажи мне честно, Белинда, почему ты сбежала как трусливый заяц.
Она вздернула подбородок и гордо заявила:
— Я не собираюсь обсуждать это!
— Ясно… — Он усмехнулся. — Заяц в неприступной позе. Так все-таки что заставило тебя потупить подобным образом?
Белинда уже поняла, что он не отстанет, пока не добьется ответа, и сказала:
— Я поняла, что мне вообще не следовало приезжать.
— Гмм… А мне казалось, что Сидней тебе понравился.
— Да.
— Значит, это я тебе не понравился?
— Я не хотела вступать в такие отношения.
— Почему? — продолжал допытываться Освальд.
В полном отчаянии она воскликнула:
— Потому что мне претят легкие связи и уж тем более я не сплю с боссом.
— Тогда почему ты спала со мной?
— Не знаю… Так… так получилось.
— Но, наверное, что-то во мне все же привлекло тебя. Иначе ты не согласилась бы лечь со мной в постель.
— Хотелось бы мне, чтобы это никогда не случилось, — горько усмехнулась Белинда.
— Разве ты не получила удовольствия?
Больше всего ей хотелось крикнуть «нет!», но язык не повернулся. Она молча боролась с собой, силясь придумать достойный ответ. Освальд внимательно наблюдал за ней.
— Значит, ты проснулась, упрекая меня в случившемся?
— Нет, — опустив голову, прошептала Белинда. — Я виновата в равной степени.
— Мы с тобой оба взрослые, здоровые, не связанные никакими сторонними обязательствами люди. Почему мы вообще говорим о какой-то вине?
— Потому что этого не должно было произойти…
— Но почему? — допытывался он.
— Я уже сказала. Не в моих правилах спать с боссом.
Видя, что она покраснела сильнее, Освальд тихо сказал:
— Но то, что ты поступила иначе, еще не значило, что надо бежать.
— Случившееся сделало мое положение совершенно невозможным.
— В таком случае, даже если ты проснулась и пожалела об этом, сбежать было верхом глупости. Почему ты не разбудила меня и не поговорила со мной? Не рассказала, о чем думаешь, что собираешься сделать? Или ты боялась, что я уговорю тебя остаться?
Выражение ее лица сказало ему все.
