— Дело вовсе не в том, что я, как вы выразились, уступаю мужскому напору, — твердо произнесла Луси. — Принимая решение посетить ваше родовое поместье, я прежде всего исходила из того, что мне очень хотелось бы посмотреть, где живет Кении. В любом случае я могу выделить для поездки не больше двух дней, потому что мне в самом деле необходимо как можно скорее вернуться домой.
Обратно в реальный мир, с сожалением добавила Луси про себя. Подальше от грез, предметом которых стал этот фантастический человек.
— Наверное, вы очень скучаете по жениху, — заметил Маккинли. — Как, вы сказали, его зовут?
— Фред.
— Чем он занимается?
— Он помогал моей матери управлять сетью прачечных. Это наш семейный бизнес, — пояснила Луси.
— Понимаю. А что Фред делает сейчас, когда вашей матери больше нет?
— То же самое. Он очень хороший управляющий. Не могла же я позволить, чтобы хорошо налаженное матерью дело развалилось! У нас множество постоянных клиентов, а наши прачечные считаются одними из лучших.
— Но вас все это мало интересует, не так ли?
Луси даже вздрогнула от подобной проницательности.
— Почему вы так думаете?
— В вас чувствуется особая одухотворенность. Мне кажется, что вы не слишком интересуетесь прозаическими материями.
Луси опустила глаза, обескураженная его проницательностью. Интересно, что еще он мог бы сказать о ней? Неужели он может с такой же легкостью заглянуть к ней в сознание и прочесть все грешные мысли, имеющие к нему самое непосредственное отношение?
Она крепко сплела пальцы и стиснула их что было сил.
— Вы правы. Я художник, профессионально занимаюсь живописью.
— Вот оно что... Действительно, вас легко представить у мольберта... пишущей обнаженную натуру! Но только женскую, потому что на натурщиков-мужчин вы производили бы слишком сильное впечатление, — усмехнулся Маккинли.
Луси покраснела, пораженная откровенностью его комментария. Кроме того, в голосе графа прозвучали непонятные интонации. Его словно задевало то, что он находит Луси привлекательной.
Возможно, потому, что она помолвлена? Интересно, как бы он отнесся к ней, если бы она была свободна и могла бы принять... принять... что?
Некое романтическое предложение, касающееся ее короткого пребывания в Уэндейл-холле?
Одна только мысль об этом показалась Луси чрезвычайно заманчивой. Ей потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить о своем решении не давать волю воображению. Судя по всему, граф Уэндейлский ведет ничего не значащую светскую беседу, желая скоротать время. Его замечания, относящиеся к собеседнице, несомненно, порождены скукой. Последнее соображение произвело на Луси отрезвляющий эффект.
— На этот раз вы ошиблись, — сухо произнесла она. — Я пишу в основном пейзажи и натюрморты.
Он задумчиво посмотрел на нее.
— Скажите, сколько вам лет? Конечно, если это не тайна.
— Двадцать три года.
Услыхав ответ, граф одобрительно кивнул.
Тем временем «мерседес» свернул с магистрали и направился вниз мимо вереницы стоявшихс одной стороны дороги автомобилей. Затем он нырнул в еще более узкий переулок, по бокам которого выстроились красивые особняки, утопающие в зелени.
— Должно быть, это очень дорогой район, — заметила Луси, глядя в окошко.
— Весьма. К примеру, этот дом достался мне в наследство после смерти отца. А до этого им владел дед. По всем правилам этот особняк должен был унаследовать старший сын, но мне кажется, что отец желал уберечь часть семейной недвижимости от Энтони, отличавшегося безумной расточительностью. Впрочем, я не должен был рассказывать вам все это, — нахмурился вдруг Маккинли. В его голосе прозвучало раздражение по поводу собственной болтливости. Затем он потянулся вперед и тронул шофера за плечо.
— Сид, высади нас здесь, у двери.
«Мерседес» остановился у крыльца, ступени которого вели к внушительных размеров дубовой двери с сияющим на солнце медным кольцом. По бокам от входа пестрели в подвесных корзинах герани и петунии.
— Дай мне ключ, Сид,— попросил Маккинли. — Я достану из багажника веши мисс Крептон. Нет-нет, не спорь со мной, — прервал он возражения шофера. — Я знаю, что у тебя болит нога. Если бы ты послушался меня, то сейчас находился бы в постели. Я с самого начала сам собирался утром вести машину... Оставь «мерседес» здесь и иди в дом завтракать. В офис мы поедем не ранее чем через час.
Сид тяжело вздохнул.
— Скоро вы меня совсем избалуете, милорд. Ваш брат не стал бы...
— Твоим хозяином сейчас являюсь я, а не мой брат.
Властным, но справедливым хозяином, добавила про себя Луси. Сейчас ее привлекала уже не только внешность Маккинли, но и его характер. И особенно способность сострадания другому человеку.
— Погодите, сейчас я помогу вам выйти, — обратился Маккинли к Луси.
Но Луси не стала ждать, когда он откроет ей дверцу. Это было не в ее стиле. К тому времени, когда он вытащил из багажника ее чемодан, она уже стояла у автомобиля.
Маккинли улыбнулся ей, но в выражении его глаз сквозил упрек.
— Кажется, вы сказали, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят? — напомнил он.
Луси пожала плечами.
— Это так, но чужой устав бывает нелегко соблюдать.
Патрик несколько мгновений смотрел на нее, потом покачал головой.
— Сомневаюсь я, Луси, что вам бывает нелегко. Вернее, нелегко бывает всем, но мне кажется, что вы с честью выходите из любой трудной ситуации. Как большинство американцев, вы отбросили старомодные, с вашей точки зрения, традиции, сочтя их глупыми. Но подождите! Вам еще предстоит встретиться с нашим Робертом.
4
— А кто такой Роберт? — спросила Луси.
— Мой камердинер. В свое время он был дворецким в Уэндейл-холле, но, когда старику исполнилось семьдесят лет, мой брат отправил его на пенсию: велел собрать вещи и перебраться в сторожку у ворот. — Судя по раздраженному тону, Маккинли явно был недоволен действиями старшего брата. — Здоровье вполне позволяло Роберту продолжать службу, он лишь слегка страдал от подагры, но в его услугах никто не нуждался. Старик непременно умер бы от тоски и ощущения заброшенности, поэтому я привез его сюда, в Глазго, сказав, что нуждаюсь в его обществе. Еще я добавил, что мне необходим человек, который мог бы упорядочить мое безалаберное существование.
— А ваша жизнь действительно так безалаберна? — поинтересовалась Луси, необычайно тронутая рассказом Маккинли о том, какую заботу он проявил по отношению к старому слуге.
— Разумеется, нет! В присмотре нуждался не кто иной, как сам Роберт. Но вскоре я уже жалел, что произнес роковую фразу о безалаберной жизни. Роберт поймал меня на слове и принялся всячески опекать и наставлять на путь истинный. — При воспоминании об этом Маккинли мученически поднял взгляд к небу.
