– Да. Вы знаете, что у Аллана Форстера есть внучка, но спрашивали ли вы себя, кто ее отец?
– Какое это имеет значение?
– Большое. Видите ли, Элизабет Форстер не была замужем, и, кто отец девочки, Аллан Форстер до сих пор не знает. Должен признаться, мне пришлось немало потрудиться, чтобы это выяснить.
– И что же? – с наигранной небрежностью спросила Джина, хотя ответ, если следовать логике разговора, был очевиден.
– Думаю, вы уже догадались. Саймон Блейк. Хотите знать детали?
– Нет, – поспешно бросила Джина.
– Прямых доказательств нет, но добыть их не так уж трудно. Нужно всего лишь провести анализ ДНК.
– То есть мой Коннор и Кира – брат и сестра по отцу?
– Выходит, что так.
Некоторое время оба молчали. Потом Джина подняла голову.
– Значит, это Клэр заказала похищение?
– Я знаю имя исполнителя. Он уехал из Сан-Франциско, но мы его найдем.
Джина поднялась и прошлась по комнате.
– Но зачем она это сделала? Чего хотела этим добиться?
Дэниел тоже поднялся и, подойдя сзади, положил руку ей на плечо.
– Мы спросим у нее.
9
Коннор опять остался с Ольгой, только на этот раз Дэниел оставил их под надежной охраной своих людей.
До Чарльстона долетели на рейсовом самолете. Разговаривали мало, но молчание не тяготило, а даже было приятным, каким бывает молчание двух близких людей.
Они летели к бабушке Саймона и Клэр.
Близился вечер, сумерки сгущались, уступая место темноте, и Джине казалось, что мрак наступает на ее жизнь, неся неизвестность и тяжелое, невыносимо долгое ожидание рассвета.
Она не хотела тьмы, но убежать от нее означало остаться в вечных сумерках. В этих сумерках она уже прожила значительную часть жизни и теперь, познав счастье света, не желала задерживаться в них ни на час. Захватившая Джину сила несла ее вперед, навстречу тьме неизвестности, за которой мог прийти и рассвет, и абсолютный мрак. Любовь – путешествие в неведомое, опасное и рискованное. Одних в этом путешествии ждет гибель в пучине, других – солнечный берег. Есть, правда, и третий вариант – повернуть назад с полпути, добраться до дома и сидеть потом до конца дней на краю бескрайнего моря с сознанием того, что ты никогда не увидишь встающее над горизонтом солнце, не ступишь на землю, которая могла бы принадлежать только тебе.
Как и почему рождается эта могучая сила? Куда и почему она уходит? Можно ли ее удержать? Кто способен это объяснить?
Джина не знала ответов на эти вопросы. Она лишь понимала, что пережить ночь легче вдвоем, набравшись терпения и не теряя веры.
Клэр никогда особенно не распространялась о своих родственниках. Отец с матерью умерли. Их с братом воспитывала бабушка. Та самая, которую они навещали так часто.
Саймон был откровеннее, и особенно Джине запомнился один разговор, состоявшийся вскоре после свадьбы.
Перебирая старые фотографии, Джина наткнулась на снимок родителей. Некоторое время она вглядывалась в дорогие и уже, к сожалению, почти забытые лица, потом повернулась к мужу.
– Я ни разу не видела у тебя ни одной старой фотографии.
Он пожал плечами.
– Зачем хранить старье?
Она удивилась.
– И что, у тебя нет даже фотографий родителей?
– У меня нет. Что-то есть у Клэр.
– Ты хорошо их помнишь?
– Боюсь, что не очень. Они были врачами и умерли в какой-то африканской стране. Какая-то жуткая болезнь.
– Сколько же тебе было лет?
Он раздраженно поморщился и отложил газету.
– Неужели это так интересно? Я был еще ребенком. Помню их смутно. Трудно питать теплые чувства к тем, кого плохо знаешь. Нас воспитывала бабушка.
С минуту Джина молчала. Принять позицию Саймона она не могла, но и спорить с мужем не хотелось.
– Я бы хотела познакомиться с твоей бабушкой. Она ведь живет в Ричмонде?
– Черт возьми! – взвился Саймон. – Дались тебе мои родственники! О чем ты будешь говорить с выжившей из ума старухой?
– Но ведь ей, возможно, требуется забота и внимание...
– О ней заботятся. Я плачу, чтобы о ней заботились. И давай не будем больше об этом. Хватит того, что к маме ездит Клэр. У нас своя семья, и лишние нам ни к чему. Понимаешь? Я сыт той жизнью.
Джина ничего не сказала и молча вышла из комнаты. Больше она этой темы не касалась. Но странная фраза застряла в памяти.
«Хватит того, что к маме ездит Клэр».
Оговорка?
Или что-то еще?
Она столько о нем узнала.
Что ему нравится Чайковский и не нравится Бетховен.
Что у него аллергия на мед.
Что он предпочитает рок диско.
Что по весне он всегда простужается.
Что ему не идет зеленое и синее.
Что он любит детективы и ненавидит мелодрамы.
Она знала о нем все.
Но она так и не поняла, какой он на самом деле.
С самого начала Джина взяла за правило никогда не пытаться сравнивать Криса с Саймоном. Таким образом она старалась сохранить верность погибшему мужу. По этой же, наверное, причине она не настаивала на том, чтобы официально оформить отношения с Крисом. Но иногда это получалось само собой. Саймон никогда не делал ничего просто так. Он был слишком предусмотрителен и внимателен. Он все просчитывал заранее, все строил по расписанию. В этом расписании было даже отведено время для секса. Крис жил по настроению. Периоды сумасшедшей активности сменялись у него фазами депрессии, и тогда он днями валялся на диване, смотрел в потолок или ругался с телевизором.
Они были такими разными. И любили ее по-разному. А она любила их одинаково. Самозабвенно. Неистово. Страстно.
Они оба подвели ее. Оба лгали ей.
Но ложь, неискренность, неверность, грубость не пристают к любви, и она ничего не замечала. Пока любила. Теперь на светлом лике проступили пятна. Что это значит?
Наверное, то, что любовь покинула ее.
От раздумий ее отвлек голос стюардессы.
– Мне только чай. – Дэниел повернулся к Джине. – Ты что-нибудь будешь?
– Да. Икру, моцареллу, копченого лосося и шампанское. «Лафруаж», пожалуйста.
Стюардесса в изумлении перевела взгляд на Дэниела.
– Леди шутит, – спокойно сказал он, а когда стюардесса отвернулась, шутливо толкнул соседку в бок. – Знакомство с Форстером явно не пошло тебе на пользу.
