— Опоздали! — простонал Меххем.
— Что же делать? — Тей вдруг обнаружил, что почти лишился голоса.
— Обратно! — скомандовал Меххем и, ухватив Найану за локоть, развернул ее и подтолкнул в спину. — Назад, бегом! Бегом!
— Теперь-то она нам зачем? — всплеснул руками Тей. — Зачем с ней возиться?
— Она наш последний шанс, — бросил на бегу толстяк. — За нее сам Яссен продаст душу, будь он проклят! И прекрати пялиться на нее с такой жалостью. Нашел, когда слюни пустить, дурак! Бегом, бегом, бегом! Ай!.. — Найана, сделав несколько быстрых шагов, вдруг остановилась, и, налетев на нее, Меххем кубарем покатился по мостовой. Найана метнулась в сторону, и так быстро, как только позволяло ее длинное узкое платье, побежала в сторону бокового проулка. А Ашшави Тей неподвижно стоял, глядя ей вслед зачарованным взглядом.
— За ней! — взревел, поднимаясь, Меххем. — За ней, бестолковый мальчишка!!!
Разлившийся над городом шум приблизился вплотную. Прежде слитный, невнятный, он овеществился, обрел плоть, распался на отдельные составляющие — звон, треск, визг, крики, стоны, стенанья, проклятья. В том конце улицы, где ворота, вдруг возникло облако пыли, в котором, сплетаясь и рассыпаясь, метались и падали смутные тени. Вот из облака вылетело нечто круглое, и капустным кочаном покатилось по мостовой. Бросив взгляд на это нечто, юный Ашшави Тей даже за дальностью расстояния смог распознать в веселом мяче отрубленную голову.
— Бегом, в проулок!!! — резанул слух окрик Меххема. Ухватив Тея за рукав, толстяк понуждал юношу двигаться вперед. — Очнись, парень! Прочь отсюда!
Убедившись, что погоня отстала, Найана остановилась ровно на несколько мгновений — чтобы разорвать сковывавший движения подол треклятого платья. Резкий звук рвущейся ткани — и вот уж получившие свободу ноги понесли девушку по немощеному узкому проулку, стиснутому покосившимися заборами, из-за которых то тут, то там свешивались кроны деревьев. Слева и справа то и дело попадались калитки, но боясь потерять время, Найана даже не пыталась стучаться в них. По ее расчетам улица должна была вывести прямо к базарной площади, а уж там она затеряется в толпе. Поворот, еще поворот, развилка, поворот, развилка, развилка… Налево или направо? Поняв, что потеряла ориентацию, Найана остановилась. Налево или направо? Девушка прислушалась, но уличный шум, просеянный сквозь частое сито деревьев, домов и оград, доносился сюда смутным отдаленным гулом, лишенным направления. Так налево или направо? Проклятая растерянность будто кандалами сковала ноги. Рана, нанесенная Меххемом, вдруг дала о себе знать, прибавив смятения. Налево или направо? Сзади послышался топот преследователей, и Найана вспугнутой ланью бросилась вправо. И через три дюжины шагов, в очередной раз свернув за угол, обнаружила, что попала в тупик.
Глава двадцатая
Восточная граница Земли тельцов, город Арисса. Первый день Арисской ярмарки.
Яссен приходил в себя: та вонючая дрянь, что сунул ему под нос лекарь, подняла бы на ноги и мертвеца. Кружилась голова, саднило плечо. Он лежал на чем-то мягком, должно быть, ему подстелили под спину что-то из одежды. Глаза открывать не хотелось. Старик попытался двинуть левой рукой, но, стянутая тугой повязкой, она почти не слушалась.
— Сам Телец хранил тебя, почтенный, — раздался над ухом голос врача. — Правее на одну ладонь, и…
Яссен кивнул. Перед внутренним взором встало искаженное лицо человека, пытавшегося его убить. Судя по габаритам, то был телохранитель кого-то из купцов. Татуировка льва на побагровевшем лбу, побелевшие от ненависти глаза. Этот малый раньше остальных понял, что произойдет через минуту. И попытался остановить руку судьбы. Не схватись этот глупец за нож, кто знает, быть может, все повернулось бы по-другому, и инородцев просто выгнали бы из города. Кто знает…
— Ты прав, Хиффим, — проговорил жрец, открыв наконец глаза и обведя взглядом пространство вокруг. — Удар предназначался мне, но благой Телец обрушил его на самих инородцев. Но боги, во что превратился храм! Кровь… сколько крови…
Пусто и красно было в храме, он походил на вспоротое, очищенное от внутренностей чрево гигантского чудовища; сходство стократно усиливали потолочные балки, подобно оголившимся ребрам белеющие в высоте. Солнце перевалило зенит, и теперь неспешно катилось к западу, увлекая день к стылой могиле ночи. Яссен передернул плечами, представив, как будет выглядеть храм, когда в его забрызганные кровью западные окна уставится багровый глаз умирающего светила.
Трупы вынесли почти все, лишь неподалеку от жертвенника какой-то человек присел на корточки возле последнего мертвеца. Обнаружив на шее покойника золотую цепь, он заскорузлыми пальцами отчаянно пытался сладить с застежкой.
Яссен приподнялся на локте и велел лекарю помочь ему встать.
— Тебе нужно лежать! — запротестовал Хиффим. — Рана глубокая, и…
— Плевать на рану! — бросил Яссен. — Я должен знать, что творится в городе. Я нужен. Помоги, ну…
Вздохнув, врач помог старику подняться.
В нескольких шагах Яссен увидел перепачканного кровью храмового служку. Тот стоял, закрыв глаза, вытянувшись, и опустив руки по швам, и бормотал:
— Их убили в храме… их убили в храме… их убили…
— Брат мой, во имя Тельца, замолчи, — сказал жрец.
Осекшись, служка уселся на мозаичный пол, еще утром зеленоватый, потом сделавшийся ярко-алым, а теперь начинающий буреть, и стал раскачиваться из стороны в сторону, глядя перед собой застывшим взглядом.
Человек, обыскивавший труп, наконец справился с застежкой, и золотая цепь желтой змеей заструилась меж его пальцев.
Яссен, пошатываясь, двинулся к марадеру.
— Ну, ты, — жрец отвесил незнакомцу пинок, — вынеси падаль из храма!
— Падаль… падаль… падаль… — забубнил служка.
— Хиффим, умоляю, приведи в чувство этого бедолагу! — крикнул Яссен, и его голос надтреснутым эхом заметался под сводами храма.
С площади перед храмом доносились голоса. Морщась от боли, жрец направился к выходу; под подошвами его башмаков жирно чавкала густеющая кровь.
Остановившись на пороге, старик увидел наспех сооруженный матерчатый навес, под которым собралась вся верхушка Ариссы. Едва он появился, постные физиономии собравшихся обратились к Яссену. Городской голова Кашнавс — дородный мужчина с лицом героя, какими их обычно высекают на стелах, устанавливаемых в честь военных побед вокруг дворца Сына Скорпиона — в полной прострации растекся в кресле, остальные стояли слева и справа от него.
Здесь же, у границы отбрасываемой навесом тени, возилась многочисленная похоронная команда — стаскивали трупы и сваливали в кучу под стеной Цитадели. В отличие от начальства, похоронщики, сплошь простые горожане и небогатые купцы, вовсю радовались жизни, и каждая найденная на покойниках побрякушка, каждый бесхозный кошелек с дзангами лишь прибавляли им хорошего настроения. Воздух звенел от охов и ахов счастливчиков.
