— Ты сказал «смолокурня», — перебил Михашир. — И что?
— А, да, в форте смолокурня. И дядька говорил, что из форта проложены трубы по арке, а в самой арке сверху есть отверстия… — он ткнул пальцем, — вон, видишь, будто черные дырки в сыре…
Задрав голову, Михашир действительно увидел в каменных блоках арки множество круглых черных дыр.
— Так вот, — продолжал телец. — Дядька говорил… Только никому, это секрет. Дядька говорил, тому кто выболтает, лично сам Сын Тельца выпустит кишки…
— Да говори же ты! — рявкнул Хемма.
— Так вот, — продолжал словоохотливый племянник, — в смолокурне заваривают огромные чаны со смолой, и когда неприятель прорывается под Арку, опрокидывают чан, смола льется из тех дыр, отсекает прорвавшихся, а лучники с этих стен преспокойно их добивают.
— Надо занять форт! — не сговариваясь выпалили Михашир и Хемма.
Сложись обстоятельства по-другому, оба немедленно приступили бы к составлению плана. Но не получилось. Не успел Михашир сосредоточить внимание на подходах к форту, как прозвучал сигнал часового, означавший, что кто-то приближается к Арке.
Едва Михашир и Хемма оказались возле проема, из их глоток вырвался заряд приглушенных проклятий: со стороны главных ворот надвигался отряд головорезов Глаза. Их было не меньше сотни.
— Что им здесь надо?! — прошипел Михашир.
— Похоже, у них что-то не срастается с главными воротами, — ответил Хемма, — и они решили зайти отсюда.
— Проклятье! Тогда я не завидую жителям Ариссы! — воскликнул Михашир.
— Что верно, то верно, — откликнулся Хемма. — Не приведи боги оказаться в городе, который берет штурмом Глаз.
Враги приближались. Две дюжины конных, остальные пешие. Двигались кучей, без порядка. Всего и делов-то — добраться от одних ворот мертвого города до других.
— Тринадцатый бог! — выругался Хемма. — Что делать будем, командир?
— Придется встречать, — выдавил Михашир. — Если уйдем, вернуться уже не сможем.
— Проклятье! — рыкнул Хемма. — Ладно, этих мы уделаем. Но за ними явятся остальные, все, кого притащил Глаз. И эти его фокусы, будь они прокляты…
— К тому времени подоспеет Лоот, — сказал Михашир. — Тут идти-то…
— Глаз все равно куда ближе, — махнул рукой Хемма. — Особенно, если эта его тварь действительно способна околдовывать на расстоянии. Нет, раз уж мы принимаем бой, надо показать Глазу, что нас здесь много. Огромная армия. Пусть он не бросается на нас очертя голову, а потянет время, посидит подумает с какого бока подступиться.
— Ай, жук, — хлопнул его по плечу Михашир. — Тогда приказ: когда начнется, всем орать в три глотки, тем, кто вне схватки, бить мечами в щиты, греметь камнями, шуметь всеми доступными способами. И чтобы ни одна Глазова сволочь отсюда не ушла!
— И сидеть всем тихо, пока последний не войдет в Арку! — добавил Хемма.
Глава тридцатая
Восточная граница Земли тельцов, город Арисса. Второй день Арисской ярмарки.
Лишь с появлением первых признаков утра Яссен смог разлепить глаза и пошевелиться. В сине-серых сумерках, подсвеченных всполохами из окна, комната напоминала внутренность склепа — в тот момент, когда, унося факелы и свечи, его покидает похоронная процессия, оставляя мертвеца наедине с вечностью.
Старик поднялся, охнул от накатившей волны слабости. Кашлянул, чтобы прочистить горло, и позвал слугу. Ответа не последовало. Сообразив, что голос слишком тих, Яссен воззвал громче. И снова никого. Прождав несколько минут, жрец собрался с силами и поднялся.
Дом был пуст. Пуст, как нутро треснувшего кувшина. Ни единой души — ни помощников, ни слуг, никого.
Комната Найаны встретила кислой вонью недавнего пожарища. Подняв лампу повыше, Яссен долго с недоумением разглядывал обугленное пятно на полу, закопченную мебель… Беспомощно заозирался, ища хоть кого-нибудь, кто смог бы объяснить, что здесь произошло. В голову лезли мысли одна страшней другой, не хватало воздуха, сердце разрывалось от осознания какой-то невероятной, страшной беды, причиной которой, возможно, стал он сам.
Яссен трижды обошел дом, будто была надежда на то, что все куда-то спрятались, чтобы разыграть его, старика. Наконец, поборов собственное малодушие, шагнул за порог.
Казалось, целую вечность он простоял у дверей дома, не зная, куда идти. Было почти по-ночному темно, мрак разгоняло только зарево пожаров в районе рынка, да начинавшая светлеть полоска неба на востоке. Утренний ветерок ледяными пальцами шарил под одеждой. Ничего этого Яссен не замечал. Не мог сосредоточиться даже на предстоящем маршруте — горе вдруг прорвало заслоны надежды, обрушилось свинцовым валом, раздавив душу, уничтожив волю. Мысли путались, ускользали. В какой-то момент старику захотелось умереть. Идея показалась заманчивой, и жрецу стоило огромных усилий выбросить ее из головы.
Наверное, именно эти усилия позволили ему не потерять связь с реальностью. Больше не в силах оставаться на месте, Яссен повернул влево, и заковылял в сторону Цитадели.
* * *
Внешний мир встретил Сардара багровой теменью, дымным смрадом и неясным гулом, доносящимся невесть откуда.
Перевалившись через край колодца, изможденный юноша почувствовал под лопатками шершавый холод каменных плит мостовой. Прислушался. Если не считать далекого гула, было мертво и тихо, как на кладбище. И темно. Спасительно темно.
В небе пронеслась звезда. Злой пронзительный ветерок пересчитал прорехи в одежде, заставив вздрогнуть всем телом.
— Надо идти, — одними губами прошептал Сардар. — Я скоро пойду. Вот сейчас отдышусь немного — и пойду… Закрою на минутку глаза, и…
Он уснул. Приснилась Кайя. Она улыбалась, гладила его по щеке, шептала что-то нежное. Сардар протягивал к ней руки, но все никак не мог обнять, и злился оттого что не понимал, почему так происходит.
Когда проснулся, в небе явственно читались признаки подступающего утра. Чуть просветлело, на фоне блекнущих звезд проступили грозные очертания Храма. Стало быть, он в Цитадели.
Сардар сел. Повел взглядом по сторонам. В истончающейся темноте то тут, то там стали видны следы вчерашнего побоища. Несколько трупов. Украшенный лентами опрокинутый паланкин; ветер слегка касается лент, и они шевелятся, похожие на умирающих змей. Брошенная жертвенная чаша, фрукты, раскатившиеся вокруг. Еще трупы…
И над всем этим — всеобъемлющая, распространившаяся, казалось, до самых границ мироздания, давящая, абсолютная тишина.
— Пора идти, — пробормотал Сардар. Хотелось услышать хотя бы собственный голос. — Пора идти, вот только…
Взгляд снова вернулся к фруктам вокруг жертвенной чаши. Желудок взвыл от голода. Нужно поесть. Плевать, что фрукты предназначались в жертву богу, Телец свое уже получил, сполна.
