И вот Семислава летит! Не будучи сам волхвом, Святомер, однако, узнавал жену в любом обличье и теперь вскрикнул, завидев, как она несется, будто спасаясь от величайшей опасности. Он уже извелся тут от беспокойства и клял себя, что решился отправить ее в темный лес к волкам. Волхва она, чародейка – а все же женщина есть женщина, нечего было ее отпускать! Ну бы его к лешим, оборотня этого угренского, свое бы не потерять!
За лебедью гнался сокол и уже почти настиг. Сам ли это оборотень или кто-то из насланных им кудов – Святомер не знал, но закричал и побежал вместе со всеми в невольном порыве, точно мог здесь, на земле, как-то достать врага и помочь лебеди, бьющейся в небе за свою жизнь и свободу.
– Лук, лук! – кричал Святомер, не отрывая глаз от птиц и призывно взмахивая руками. – Живее, лук, лешачьи дети!
Вооруженные отроки ожидали поблизости, и луков нашлось даже несколько, но стрелять никто не смел. Когда князю сунули в руки готовый лук с наложенной стрелой, он понял почему. Сокол вился вокруг лебеди, норовя вцепиться когтями в спину, она отбивалась, вертелась, стараясь не терять высоты и прорываться ближе к городу. Но обе птицы мелькали так близко друг к другу, что не получалось прицелиться. Выстрелив, князь имел равные возможности попасть в воздух, в сокола и в лебедь.
Трубный крик лебеди взывал о помощи, но кто с земли мог ей помочь? Сокол бил ее крыльями, грозил растопыренными когтями и гнал назад к лесу. Шаг за шагом, завороженно глядя в небо, люди шли по луговине к опушке, сжимали кулаки, шептали что-то. Святомер чуть не плакал от гнева и бессильной досады, опустив бесполезный лук.
Последний бессловесный крик долетел уже из-за вершин, и обе птицы пропали с глаз.
* * *
Теряя силы, лебедь кувырком летела к земле и почти рухнула на той же самой поляне. Сокол все-таки зацепил когтем ее крыло, нарушил равновесие, и теперь она падала, в ужасе чувствуя, как разваливается ее птичий облик, расползается, будто слишком ветхая одежда в бурном потоке. Но хватит ли сил, чтобы заново собрать себя в человека? С отчаянным криком Семислава упала с высоты, ударилась о вершины берез, заскользила вниз. С треском ломались ветки под тяжестью быстро набирающего вес тела, сорванные листья летели над поляной, как зеленая метель.
Лютомер еще в воздухе понял, что наделал. Она могла разбиться – у нее не осталось сил, чтобы поддерживать лебединый облик, она стремительно возвращалась в человеческое тело, не успев приземлиться как следует. И еще счастье, если она успеет стать человеком до встречи с землей! Потому что земля-матушка может навек запечатлеть ее в том облике, который будет на тот миг…
Грянув с высоты, сокол в воздухе превратился в волка, еще раз перевернулся над самой землей и упал уже человеком. Ловко вскочив на ноги, он прыгнул вперед и поймал падающую Семиславу. От силы удара Лютомер не устоял на ногах, и оба они покатились по земле. Крепко держа женщину, он старался уберечь ее от лишних ушибов и в то же время боялся открыть глаза – что такое он сейчас увидит? В ушах свистело и громыхало, перед глазами вспыхивали, поглощали друг друга и снова расцветали разноцветные пылающие пятна. Даже ему было сложно справиться с теми силами, которые сейчас бушевали и кипели в них обоих, грозя погубить неосторожных.
Наконец излишки силы ушли в землю, все затихло. Лютомер лежал на траве, сжимая в объятиях тело – слава Велесу, человеческое. Живое, судя по частому дыханию и сумасшедшему стуку сердца.
Женщина застонала и слабо пошевелилась, потом опять застонала. Лютомер открыл глаза, медленно выпрямился, осторожно выпустил ее из рук, укладывая на траву. Уже совсем рассвело. Гостиловская княгиня, красавица и волхва, сейчас представляла жутковатое зрелище. Быстро осмотрев ее, Лютомер с облегчением убедился, что обратное превращение прошло удачно, несмотря на потерю крови, которая могла привести к самым печальным последствиям. Лебединое крыло или птичьи ноги на человеческом теле – малоприятное зрелище.
Однако Семиславе повезло – она отделалась царапинами и ушибами при падении сквозь ветки. Осмотреть ее он мог без труда, потому что круговорот сил при внезапных превращениях и острые сучки дерева превратили ее праздничную сорочку в груду лохмотьев, которые держались на теле только потому, что Семислава лежала. Оглядывая ее, Лютомер мельком отметил: да, было бы весьма досадно, если бы вместо стройных ног это прекрасное тело заканчивалось парой черных лебединых лапок-загребалок. А так все в порядке, и муж этой молодой женщины по-прежнему достоин зависти… Все оказалось в порядке, не считая двух глубоких царапин от соколиных когтей на локте левой руки.
Мельком глянув на себя, Лютомер заметил, что его исцарапанная кожа и рваные порты не в лучшем состоянии. Но что одежда – главное, сами живы. Хоть Святкина княгиня и принадлежала сейчас к числу его противников, Лютомер очень не хотел бы, чтобы с ней случилось несчастье. Он видел, как сияет в ней Лада, будто капля росы в чашечке цветка, и перед этим зрелищем мог испытать только восхищение. Такую драгоценность нужно всячески оберегать.
Распущенные волосы, растрепанные, перепутанные, густой светло-русой волной осыпали ее всю, с успехом заменяя одежду; пряди разлетелись по траве, словно ворох вычесанной льняной кудели. Или скорее шелковой. Лютомер никогда не видел шелковой пряжи, но думал, что она выглядит примерно так.
Наклонившись, он взял ее руку и осторожно лизнул царапины, по звериной привычке зализывать раны.
Женщина зашевелилась. Видимо, она с трудом приходила в себя и еще не осознавала ни своего тела, ни окружающего мира.
Лютомер помог ей перевернуться, убрал волосы с лица. Под такой грудой и задохнуться можно. Хорошо бы воды, но до реки тут неблизко…
– Уйди, зверь лесной, – хрипло и неразборчиво шепнула она, слабой рукой пытаясь оттолкнуть его голову. – Крови моей хочешь… Чуть не погубил…
– Прости, погорячился, – легко согласился Лютомер и еще раз лизнул ее царапины. – Не бойся, не съем. Заживет даже быстрее.
Семислава попыталась приподняться, но тут же без сил снова опустилась на траву. Лютомер встал, взял свою добычу на руки и понес в ту сторону, где его ждали бойники. Груда белых обрывков осталась на зеленой траве, как сброшенное лебединое оперение.
* * *
Вскоре к опушке леса подтянулось чуть не все войско. Что делать, никто не понимал, ходили смутные слухи насчет прочесывания леса и облавы. Приказов не поступало, и всем просто хотелось быть поближе к событиям. О случившемся ночью ходили толки, один чуднее другого. Шептали даже, что угренский оборотень, обернувшись волком, разорвал княгиню. И если кому случалось увидеть сейчас князя Святомера, то его осунувшийся вид был под стать такому жутком итогу.
Святомер хотел верить, что пока не овдовел, но он видел битву двух птиц в рассветном небе и понимал, что его жена, потерпев поражение, осталась в руках угренского оборотня. По этой же причине он побоялся немедленно вести дружину следом. От оборотня можно ожидать чего угодно, а жена, красавица и мудрая волхва, была слишком дорога Святомеру, чтобы он решился рисковать ее жизнью и благополучием. В семье и дружине Семиславу любили, пожалуй, все, кроме Чернавы, которая видела в ней соперницу, но даже та сейчас призывала не торопиться и попробовать сперва мирные средства.
