— Потому что у меня имелись причины быть благодарной ему, Джен. Да, он не часто появлялся здесь, но каждый раз, уходя, оставлял меня с ребенком. А это ранчо и вы, мои дети, — это все, что у меня осталось в жизни. Кроме того, он никогда не стал бы таким алчным, если бы не видел перед собой пример — я говорю про Маккейли. До этого он был отличным работником.
Когда она закончила, воцарилось тягостное молчание. И первым его нарушил Маккейли-старший:
— Боже, а я помню все по-другому. Дороги. Она взглянула на него с презрением:
— Меня это ничуть не удивляет. Ты почти все время был пьян и вряд ли что запомнил.
— Ну, если все и в самом деле было так, как ты говоришь, то, думаю, мне надо бы извиниться перед гобой. Нисколько не удивившись, Дороги спросила:
— Ты это серьезно?
Было заметно, что Маккейли-старший чувствовал себя очень неловко.
— Тебе не кажется… э… может быть, мы могли бы забыть все это и начать сначала?
— Нет.
Он вздохнул:
— А я другого мнения.
— Но ты мог бы пригласить меня завтра вечером поужинать в городе, и там мы бы все обсудили.
И тут Фрейзер, не удержавшись, снова расхохотался. Маккейли-старший стащил с ноги сапог и швырнул в своего старшего сына.
Дороти заметила:
— Ты как-то странно воспитал его, Маккейли.
— Да знаю я, — пробурчал тот в ответ. — Этот малый будет смеяться даже на собственных похоронах. Ладно, пойдем, Дороти, я провожу тебя до дома, как в давние времена…
Он повернулся к Касси:
— Вы хотите заставить нас выслушать что-нибудь еще, девушка?
Касси не могла сдержать улыбки:
— Нет, сэр. Думаю, я уже сделала здесь все, что смогла.
Ангел открыл дверь амбара и отступил на шаг в сторону. Холодный ночной воздух ворвался в амбар. Маккейли-старший в одном сапоге двинулся к выходу. У самой двери задержался и с уважением посмотрел на Ангела.
— Похоже, мы с вами теперь в расчете, — сказал он.
— А мне кажется, что теперь долг за вами, — ответил Ангел.
Маккейли-старший улыбнулся:
— Может быть, и так. Но удовлетвори мое любопытство, сынок. Как получилось, что тебя зовут Ангелом Смерти?
— Возможно потому, что никто не вышел победителем из схватки со мной.
Маккейли-старшему такое объяснение пришлось по душе, и он, продолжая улыбаться, вышел из амбара. Но его сыновья удалялись без улыбок, стараясь держаться на почтительном расстоянии от Ангела. Дженни подошла к Касси, чтобы обнять ее:
— До сих пор не могу поверить, что все наконец устроилось. Но так или иначе спасибо тебе, Касси.
— Ты же знаешь, что говорят о любви и ненависти. Чаще всего эти чувства идут рядом.
— Знаю, но все же удивительно — мама и Маккейли? Девушки улыбнулись.
— Береги себя, Дженни, и свою новую семью.
— Обязательно. Но теперь, когда все изменилось, ты не должна уезжать.
— Придется, уж если здесь оказалась моя мама. Ты не можешь себе представить, что начнется, если они с папой будут жить под одной крышей.
— Но ведь ты этой ночью просто настоящая волшебница. Почему бы тебе не сотворить еще одно чудо?
— Очень хотелось бы… Но я боюсь вмешиваться в дела своих родителей.
— Ладно, тогда хотя бы пиши мне, — Непременно.
Дженни подбежала к Клейтону, который ждал ее у выхода из амбара. Они вышли, держась за руки. Вспомнив, что ей самой предстоит нелегкое объяснение, Касси тяжко вздохнула. Она поискала глазами родителей и увидела, что мать встает с охапки сена, на которой сидела. Отец облокотился было о клетку, в которой обычно путешествовала Марабелла, но тут же выпрямился и подошел к дочери.
— Как приятно сознавать, что не только у меня все наперекосяк, — с усмешкой заметила Катарина, тоже направляясь к Касси.
— У твоей матери нет чувства сострадания, можешь так ей и сказать, — проговорил Чарльз.
Касси промолчала. Больше всего на свете ей хотелось побыстрее улизнуть от родителей, чтобы подольше сохранить в душе радость победы. А ведь ей еще придется успокаивать свою вспыльчивую мать… Не переставая думать об этом, Касси поспешила к Ангелу.
— Спасибо тебе… — заговорила она, но он перебил ее.
— Дело еще не закончено.
— Не закончено?
— Нет, — убежденно ответил он и преградил родителям Касси выход из амбара.
— Двадцать лет назад вы заключили перемирие в вашей семейной войне, — обратился он к ним. — Может быть, вам уже пора поговорить и о мире? Не хотите ли вы задержаться здесь еще на какое-то время?
— Нет, черт побери, — ответила Катарина.
— Охотно, — сказал Чарльз.
Катарина скорчила кислую гримасу, а Ангел улыбнулся.
Отец жестом предложил Касси и ее мужу выйти из амбара и закрыл за ними дверь.
Разумеется, Катарина тут же забарабанила в дверь, требуя немедленно выпустить ее. Касси в ужасе смотрела на Ангела — он с невозмутимым видом водворил на место деревянную планку, запирая ее родителей в амбаре.
— Тебе не следует этого делать, — запротестовала она.
— Уже сделал.
— Но…
— Прекрати, Касси. Похоже, что пребывание в запертом амбаре освобождает людей от самого дурного, что в них есть. Теперь очередь твоих родителей. Предоставим им возможность найти общий язык.
— Или убить друг друга. Улыбнувшись, он заключил ее в объятия.
— Но где же твой оптимизм, который заставлял тебя вмешиваться в чужие судьбы?
Она не знала, что ответить. Ангел поцеловал ее. Целовал страстно и долго. И Касси была так счастлива, что, когда он оторвался от ее губ, она даже не заметила, что крики, доносившиеся из амбара, прекратились.
— Ступай в дом, милая, — сказал Ангел, подталкивая ее к дому. — Утром можешь их выпустить.
Касси направилась к дому в полной уверенности, что Ангел последует за ней. Но она, ошиблась. Вскочив в седло, он исчез из ее жизни.
Глава 27
На следующий день Касси не уехала из Техаса, хотя еще совсем недавно собиралась сделать это. Всю ночь она провела в кресле в гостиной, где заснула, ожидая прихода Ангела. Разбуженная солнечными лучами, лившимися из окна, она первым делом направилась в его комнату и обнаружила несмятую постель. Переметные сумы, стоявшие в углу комнаты, исчезли; ничто больше не указывало на то, что он жил здесь.
Тогда она бросилась в конюшню, где увидела то, к чему внутренне уже приготовилась. Его конь тоже исчез. Итак, Ангел уехал. Касси села и заплакала.
