– И износу детищу не будет… – пробормотала Лютава, вспомнив, что говорила тогда в Нави, над источником под белым камнем.
– Да. Это ведь была удельница, но с твоим лицом. И покрасивее, чем у той, первой. У нее еще зуб такой был… нехороший. И сказала, что как сын подрастет, она его заберет на выучку.
– Зуб? – Лютава нахмурилась. – Какой зуб?
– Вот здесь. – Бранемер показал на верхнюю челюсть. – Клык такой белый и вперед выступает.
– И такой зуб был у той первой удельницы? – Лютава сама вцепилась в его руку, глядя на него во все глаза.
– Да. Что это значит?
Это значит… что в первый раз, более полугода назад, он видел во сне Галицу. Злая судьба детей Велезоры проникла в сон Бранемера. Сейчас Лютава не могла раздумывать, зачем замороке это понадобилось, но содрогнулась от мысли, что негодяйка и тут пыталась перебежать им дорогу и оставить свои пакостные следы.
Но больше этого не будет. Галица погибла в ту же ночь, когда Лютава ушла к Велесу…
– Как княгиня‑то – здорова? – спросила Лютава, помолчав. – Шестой месяц? Шевелится?
– Здорова! – Бранемер просиял. – Точно сын будет?
– Да. – Лютава вздохнула, вспоминая то, что еще ей было известно об этом сыне.
Но не стала говорить – Бранемер был так счастлив, что она не находила сил испортить ему радость. Ведь изменить ничего нельзя, а до тех пор как предсказание сбудется, еще очень много времени впереди. Лет двенадцать…
– Послушай, княже! – Она взяла Бранемера за обе руки. – Все сбылось, как тебе обещали. Будет у тебя сын, на Перунов день родится, будто солнце ясное у Перуна в руках, и дашь ты ему имя Огнесвет. Но он у тебя будет единственный. Новую жену тебе брать нет ни надобности, ни пользы. Я сделала, что обещала, выпросила у судьбы наследника для тебя. Отпусти меня теперь.
– Куда же ты пойдешь? – удивился Бранемер. Он сватал ее как полагается и получил в невесты с согласия рода и с приданым.
– Поеду домой. Я нужна и моему роду тоже.
– Но отец тебя отпустил! Примет ли назад?
– Он… был болен, когда отпускал. Я теперь должна быть при нем. Не держи меня.
Бранемер помолчал.
– Да… зачем же я тебя держать буду? – ответил он наконец, думая о том, что не в силах человеческих удерживать против воли девушку, которая может когда угодно уйти в Навь, оставив здесь лишь свое отражение. – Если ты не хочешь…
– Не судьба. – Лютава улыбнулась. – Мне тоже нужен сын, а у тебя другого не будет.
– А, ну да. – Бранемер вспомнил, что ему рассказывали о ее предназначении родить славного витязя, из‑за чего он и пожелала взять ее в жены. – Но кто же…
– Я не знаю, – тихо ответила Лютава, поняв, о чем он. – Искать пойду…
– Ну, ступай куда хочешь. – Бранемер тоже вздохнул, искренне жалея, что это не он. – Твоя судьба – тебе виднее.
– Ах, если бы так… – сама себе прошептала Лютава.
Она не знала ничего: ни где ей искать свою судьбу, ни хочет ли она ее найти.
* * *
Чем ближе был Ратиславль, тем настойчивее становились слухи о порче, наведенной на князя Вершину. Останавливаясь ночевать в той или иной веси, Лютомер с побратимами уже не раз слышали рассказ, довольно путаный, но в целом верный.
– Ох, Вершиславич! – радовался при виде его Замерень, старейшина рода Назимовичей. – Нам тебя боги послали! Расскажи, что там с князем‑то случилось? Неужто так сильно захворал?
– А что вы слышали?
– Да говорят люди, в Корочун князя какой‑то дух зловредный схватил! Только за богов и чуров выпили, только взял он чашу в руки за потомков пить, как вдруг закричит, завоет, забьется – и прямо так на стол и рухнул! Все кричать, бегать! Волхвов позвали. А он кричит, бьется. Так что и не подступиться. Еле угомонили. Уж его и водой наговоренной обливали, и волхвы там втроем над ним шептали, потом два костра развели, его между ними носили. А он кричит, бьется все. Потом, к утру, кричать‑то перестал, в себя пришел, а глаза такие мутные, как неживые. Теперь лежит все, молчит, душа в теле едва держится. Неужели помрет?
– Не помрет! – решительно заявлял Лютомер. – Со мной теперь великая сила – сама Вещая Вила, Дева Будущего! С кем она, тот во всяком деле успеха добьется и во всякой битве победу одержит. Она спасет отца моего, а вашего князя.
Везде его, старшего княжьего сына, настойчиво расспрашивали о прошлом, настоящем и будущем. Старались помочь, провожали наиболее удобными путями. И радовались при виде его так сильно, как Лютомер и не ожидал, зная о своей пугающей славе. А все просто: коли на стадо нападает волк, хорошо иметь другого волка на своей стороне.
– Слышали мы, будто князь своим наследником чернявого какого‑то робича хотел назвать, – сказал однажды Живобуд, старейшина Грудичей. – Брехали, конечно, псы пустоголовые! Какой робич, когда ты вот есть! Болтали даже, будто тебя в живых нет, да мы не верили!
Чем ближе к дому, тем тревожнее становились вести.
– Ой, помирает князь, совсем, говорят, помирает! – причитали бабы, собравшиеся на посиделки в беседе Беланичей. – Бабка Дергачиха давеча у нас была, у Лосятиной меньшой невестки дитя принимала – говорит, все лежит князюшка, ни ручкой, ни ножкой не шевельнет, ни на кого не глядит, ест – и не видит что, хоть сена ему дай!
– Помрет, верно помрет! – Старухи озабоченно качали головами. – Как на Корочун заскочил в него мертвый дух, так и не выйдет, пока всю кровь не выпьет!
– У князя жена – заморока, черный глаз! – шептали бабы тайком, косясь на хмурую, неразговорчивую Замилю, которую Лютомер вез с собой. – Иноземка, лицом черная, глаза, как у гадюки, – маленькие да злые. Она и напустила злого духа того! А как князь помрет, всех нас изведет!
Весну ожидали с такой тревогой, будто с первым громом должен был явиться Змей Горыныч и всех спалить огнем. Не растает снег, не прибавится день, не зазеленеют поля и луга, не родятся дети, если князем владеет бездна!
Но теперь с ними была Младина, Дева Будущего, и Лютомер, сам твердо веря в грядущую победу, заставлял поверить и других. Даже показывал маленький венок из засохших ландышей – травы молодильника, – если просили. Теперь ему все было нипочем: и Хвалис, и даже подсадной дух, которому оставалось грызть Вершину считаные дни.
О кольце Велеса он никому не рассказывал, а никто о нем и не спрашивал. Задав пару вопросов бойникам, Лютомер убедился, что кольца Темнозор на его руке никто, кроме него, не видит! Но сам он видел его мягкое мерцание и даже ощущал легкое тепло. И каждый раз при взгляде на него он думал о Лютаве, будто смотрел на дар своей обрученной невесты.
Невеста… Его единственной невестой теперь была Младина. О других ему отныне нельзя было даже думать под угрозой страшного проклятья, которое ляжет на всех его возможных потомков. Именно поэтому Зимобор так стремился избавиться от любви вещей вилы, несмотря на все преимущества, которые она давала.
