– Не поймал я свою берегиню! Не сумел ее из Нави в Явь вывести!
И он вспомнил Младину, какой видел ее на этой опушке, – ее сияющее весенней прелестью лицо, голубые глаза, полные пробудившейся страсти, приоткрытые в ожидании губы, волны золотых волос, делавшие ее похожей на живое солнце… Если бы удалось оставить ее в Яви и взять в жены…
Но нет. Это было лишь вчера, но уже отодвинулось на тысячу лет назад. Лютомер знал, что вчерашней Девы больше нет – ни в Яви, ни в Нави, нигде. В отличие от земных дев, эта дева, становясь женой, умирает насовсем. С ней происходит именно то, чем она грозила Дивине. Каждая невеста считается «умирающей», но Младина умирает по‑настоящему за них за всех. И саму ее никакие силы во вселенной не могли избавить от этой участи. Теперь Лютомер отчетливо это понимал.
– Да не тужи! – засмеялся Зимобор. – Зато теперь все девки на свете твои! Ну, брат! – Он радостно хлопнул Лютомера по плечу, счастливый, что тот разделяет с ним это освобождение. Вообще‑то он, князь старшего племени, должен был называть сыном этого человека, на пару лет старше его самого, но сейчас Лютомер был ему поистине братом. – Ты мою княгиню от гибели спас, род Столпомера от угасания уберег, теперь я тебе должен! Надумаешь невесту сватать – я твой спутник, куда бы ни ехать! Хоть к кагану хазарскому! А теперь пошли, хватит рассиживаться! Там люди небось молодых будить пришли, а нас нету! Перепугаются – решат, обоих нави унесли!
Это действительно могло случиться, поэтому все трое вернулись в городец, и свадебное гулянье продолжалось. Зимобор шумно выражал сожаление, что у него больше нет незамужних сестер: прославленная Избрана Велеборовна недавно обручилась с нурманом Хродгаром. А ведь когда старший князь отдает дочь младшему, это очень большая честь.
– Мы все равно породнимся, – как‑то сказала Дивина. – У нас будут дети, и у тебя тоже. Я хочу, чтобы мой сын был обручен с твоей дочерью сразу, как только оба они появятся на свет.
– Ты все еще боишься? – Лютомер пристально взглянул на нее.
За несколько дней его лицо посвежело и силы вернулись, только волосы оставались полуседыми, что при молодом лице придавало ему совершенно нечеловеческий вид.
– Да, – прямо ответила Дивина. – И ты бы боялся, если бы вила преследовала тебя с рождения, погубила твоего единственного брата и дважды пыталась убить тебя самого. Ведь Дева Будущего – она как само будущее, о ней ничего нельзя знать наверняка. Ты спас меня, но ведь может случиться так, что проклятье опять перейдет на новое поколение – как это было с моим отцом и со мной! Я буду спокойна, только если твоя сила будет охранять и моих детей тоже. Ведь ты передашь свою силу своим детям.
– Поистине, у меня чудесные дети! – Лютомер усмехнулся. – Матери у них еще нет, а мужья и жены уже есть!
– Мать – дело наживное! – Зимобор похлопал его по плечу. – Мать мы им подберем самую лучшую! Помнишь, что я тебе обещал? От слова не отступлюсь – ведь тещу моему сыну будем добывать! Найдем Зарю‑Зареницу!
– Зареницу нельзя. Она моя сестра…
Кроме жены, у этого будущего Зимоборова сына уже имелся почти готовый княжеский стол. Между ним и Столпомером при свидетельстве всех полоцких старейшин было заключено докончание, по которому старший сын Зимобора и Дивины становился наследником деда по матери. Мальчика должны были привезти сюда, когда ему исполнится семь лет, чтобы дед довершал его воспитание и он привыкал считать дивнинских кривичей своим племенем и эту землю – своей родиной. И Лютомер оглядывался вокруг, усмехаясь при мысли, что озирает владения своих внуков. Поистине, Дева Будущего на прощание одарила его не просто щедрой рукой, а целыми коробами и возами – уж больно смело все они стали жить в еще очень далеком будущем! А тропа в это будущее пока скрывалась под слоями густого тумана.
Гуляли целую неделю. Дивнинские кривичи уже много лет сокрушались о том, что у князя нет детей; внезапное возвращение его дочери, которую уже много лет считали погибшей в лесу, и столь же внезапная ее свадьба были как восход солнца, озаривший радостью все племя. В народе давно ходили слухи о мести ревнивой вилы, и то, что на другой день после свадьбы молодая Зимоборова княгиня оказалась жива‑здорова, воспринималось как истинная победа жизни над смертью.
Дней через десять Зимобор наконец собрался домой – ведь смоляне еще не знали о том, что у них теперь есть княгиня. Дороги просохли, весна расцветала, с каждым днем все гуще становилась зелень леса и все жарче солнце. Везде, где недавно висел запах гари и дым, уже сеяли рожь в остывшую золу.
К середине месяца травеня доехали до городка Ржанска, что стоял на Днепре, над устьем темной речки под названием Ржа. Здесь, на рубежах дивнинских и смолянских кривичей, сидел младший брат Зимобора – князь Буяр. Это был рослый, румяный, красивый парень, светловолосый, как и его сестра Избрана. События минувшего года сбили с него юношескую спесь, а к тому же он избавился от влияния своего властного кормильца, воеводы Секача, и жил здесь, на свободе, в свое удовольствие.
– Теперь вот и братца меньшого можно женить! – радовался Зимобор. – Вперед старшего – не годилось, а теперь можно! Хочешь жениться, брате?
– Можно и жениться, если девка хорошая попадется, – с самодовольством отдельного хозяина отвечал Буяр.
– Вот думаю у угрянского князя тебе сестру просить. – Зимобор кивнул Лютомеру и ухмыльнулся.
– Это которую? – Буяр, уже наслушавшись от братовой дружины о зимних встречах с Лютавой, даже испугался. – Если ту, что под волчьей шкурой бегает, то…
– Эту я и сам не отдам. – Лютомер покачал головой. – У меня другие сестры есть. Приезжай да выбирай.
– Выбери сам, какая покрасивее, и осенью присылай. Бьем по рукам?
Лютомер на миг задумался: когда он пообещал отдать сестру Молинку за вятичского княжича, из этого ничего хорошего не вышло. Но тут же успокоился: имени невесты с него не требовали, а не могут же Огненные Змеи за лето перетаскать всех его родных и двоюродных сестер!
Мысли о Лютаве не давали ему покоя. Сейчас она уже должна быть дома, в Ратиславле, и ему не терпелось убедиться, что она вернулась благополучно – и с Десны, и с берегов Огненной реки, откуда выволокла его.
А Зимобор, кроме свадеб, думал и о совсем других вещах.
– Здесь раньше голядский городок был, – рассказывал он, когда оба молодых князя утром выехали прогуляться верхом вдоль реки. – Лет сто назад жил здесь голядский князь Ламота, старого, говорили, рода. Была у него и стена в три человеческих роста, и обчины длинные, и святилище посреди городка. Это у нас капища всегда отдельно, а у них прямо в городках. Тогда сюда уже часто дружины бойников кривичских набегали, земли и жен себе добывать. И вот пришел по Днепру витязь Белослав, Веледаров сын, с побрательничками своими: Белославу пятнадцать лет, и дружине его по пятнадцать лет. Стали осаждать бойники Ламотин город, три дня и три ночи на стены лезли, стрелами голядь осыпали, а ничего поделать не могли. Тогда раз ночью Белослав прянул о сыру землю, обернулся соколом, перелетел через стену и в городке опустился. А там ударился оземь и снова стал добрый молодец. Всю тогда сторожу у ворот он повыбил, отворил ворота дубовые, и ворвались бойники в город. Правда, голядь и тогда не сдавалась, и город три дня горел, пока дотла не выгорел. Зато Белославу дочь Ламотина в жены досталась, а побратимам его – красные девки голядские. Построил он новый городок взамен сгоревшего и стал жить‑поживать да добра наживать.
