– Та жена, которую ты возьмешь, будет состоять с новым князем в самом близком родстве! – выразительно заверил Доброслав, взглядом давая понять, как хорошо он осознает важность поддержки со стороны кагана и его беков. – Но я боюсь, если каган не хочет ждать пятнадцать лет… У моего брата Ярогнева всего одна сестра. И та уже просватана – прошлым летом он обещал выдать ее за угрянского княжича Лютомера. В то самое время, когда сам обручился с его сестрой. И если он не привезет невесту угрянам, едва ли угряне дадут невесту для него. Смилуйся над юношей, Гацыр‑бек. Не отнимай у него надежды стать мужем… хоть когда‑нибудь.
– Я… – Ярко задыхался от досады, но не знал, что сказать.
Этот змей поползучий Добрята был прав во всем! У него, Ярко, всего одна незамужняя сестра, и она обручена с Лютомером. Даже если родичи решат, что Лютомер сам отказался от невесты и они ему ничего не обязаны, приехать за невестой, не предлагая взамен другой, – значит заранее обречь себя на неудачу.
Но не по доброте душевной брат о нем заботится! А потому, что зять кагана может быть только князем! Кто из них сейчас отправит свою сестру к кагану, тот и победит. Это понимали они оба.
Но что делать, Ярко не знал – ему нужно было посоветоваться с родичами, особенно с матерью.
А мать точно знала, как поступить. Год назад Чернава почти поддержала обман, затеянный Лютомером, и тем помешала своей дочери уехать на Угру, но тогда она еще не знала, что Гордяну потребует каган. Она надеялась, что Лютомер, оставшись без невесты, не вернет Святомеру его жену Семиславу. Но расчет не оправдался: Семислава возвратилась в срок. Зато теперь это обстоятельство обернулось к большой пользе для Чернавы и Ярко.
– Ты отвезешь Гордяну на Угру! – твердо сказала Чернава. – Она обручена, Гацыр не будет настаивать.
– Но тогда…
– Твой стол не пропадет. Но я не допущу, чтобы мою дочь увезли к хазарам и заперли вместе с еще тремя десятками невесть каких девок! Она – княжеского рода, он идет от самого Дажьбога, и ей не пристало быть служанкой каких‑то степняков узкоглазых! Лучше бы я ее мертвой родила, чем вырастила и хазарам отдала! В ней живут богини нашей земли, и только на родной стороне она может жить и давать жизнь своим детям!
– Но тогда Добрята станет кагановым зятем!
– Каган далеко. А кривичи близко. И у них, кривичей, тоже есть пути к Румскому морю. Если уж это тебя больше заботит, чем участь родной сестры. Ты будешь на столе твоего отца, и тогда каган потребует твою сестру. Потому ты должен увезти ее сейчас! Чтобы, когда ты вернешься с молодой женой и сядешь на отний и дедов стол, Гордяна уже была на Угре замужем!
Ярко не мог спорить с матерью‑жрицей, из уст которой все привыкли слышать волю богов. Но колебался, опасаясь, что если увезет Гордяну на Угру, тем лишит себя весомого оружия в борьбе с негодяем Добрятой.
– У тебя есть средство получше, чем родниться с каганом! – тихо сказала ему мать, будто видя все, что творилось у него в душе. – Выслушай меня. Я знаю, что ты все еще думаешь о Молинке. Но я… не видела в воде ее рядом с тобой.
Губы Ярко дрогнули, но он ничего не сказал и лишь вскинул глаза к лицу Чернавы.
– Ты поедешь на Угру, чтобы отвезти Гордяну. Но если ты… не сможешь привезти сюда Молинку – это будет и к лучшему. Самое умное тебе было бы взять другую жену.
– К‑какую же? – сквозь зубы выдавил Ярко.
Его задело, что мать считает «к лучшему» то, что ему самому виделось несчастьем на всю жизнь, но он из почтительности старался не обнаруживать своих чувств.
– А ты не понимаешь? – Чернава посмотрела на него с сожалением.
– Нет! – сердито отозвался Ярко. – К кагановой дочери, что ли, посвататься? От двадцати пяти жен у него дочерей, поди, целая сотня, не напасется женихов!
– К лешему хазар! Я о Семиславе говорю!
Ярко в изумлении воззрился на мать:
– Семи…
– Она молода, детей не имеет. Чем не невеста? И сама ведь замуж собирается. Всякая вдова имеет право себе в дом нового мужа взять, которого захочет. А кто князеву жену за себя берет, тот и на стол садится. Не помнишь, как сам Святомер за меня сватался, когда отец погиб? Ты уже взрослый был, все понимал. Целый год деверь любезный тут пороги обивал, подарочки носил всем братьям и сладкими речами меня улещивал. Знал, что, коли пойду я за него, ему тебя уже опасаться будет нечего и просидит он на княжьем столе, пока не умрет.
– Он и просидел… – сердито пробурчал Ярко.
– Так ему Недоля напряла. А прошла бы стрела чуть правее – и выжил бы. А ты не на прошлый, так на этот год бы женился, дальше уж тянуть нельзя. И пришлось бы ему с братова стола слезать. А со мной – и не пришлось бы. Но я‑то не из полешка вырезана – понимаю. Потому и не пошла за него. Ты мне всех дороже, сынок, я только о тебе и радею.
– Спасибо, матушка! – Ярко обнял ее, будто в детстве, мечтая найти отдых от всех забот в материнских объятиях.
– Хоть и не люблю я ее, – Чернава вздохнула, – но что тебе на пользу, то и хорошо. Хочешь, сама посватаю?
– Н‑нет! – Ярко после краткого колебания все же мотнул головой.
Колебался он не от мысли взять за себя молодую вдову, а из нежелания перечить матери, которая, по уму говоря, была кругом права.
– Ты подумай! – убеждала Чернава. – Гордяну отдадим на Угру, Семиславу возьмем за тебя – нам и каган не занадобится. И тогда Добряте, коли он свою сестру в хазары отдаст, только меньше веры у людей будет. Все к нашей пользе и сложится.
– И здесь ты права, матушка! – Ярко снова обнял ее. – Но не казни, а не могу я от Молинки отказаться. Она мне и света белого милее. Пока надежда есть, я другую не возьму.
– Смотри! – Чернава вздохнула, ее лицо посуровело. – Добрята ведь тоже не дурак. Пока будешь ездить, он себе Семиславу высватает. Зря, что ли, он так старался, чтобы она с покойником все связи разорвала? Она ему самому нужна, иначе он, пожалуй что, на краду бы ее спровадил!
– Она не пойдет за него! – в гневе воскликнул Ярко. – Он уж сколько лет на нее слюни пускает: видит око, да зуб неймет!
– Он ей свояк. А где одна сестра, там и другая.
Ни для кого не было тайной, что Доброслав уже много лет – чуть ли не с самой отцовой свадьбы – бросал на молодую мачеху вовсе не сыновние взгляды. Знал, конечно, об этом и Святомер, но никогда не унижался до подозрений, твердо веря, что рожденный им сын и выбранная им жена не покроют его позором. И все также знали, что Семислава поводов к попрекам не давала и с пасынком обращалась как добрая мачеха, не более того.
Но теперь все для нее изменилось…
* * *
А мудрая княгиня Чернава была во всем права. Доброслав тоже понимал, чем может укрепить свое положение как отцова наследника. Отнюдь не глупая заносчивость руководила им, когда он при всех родичах, старейшине и чурах насмехался над двоюродным братом, дразнил его беспортошным мальцом, чуть ли не силой выпихивая в поездку за невестой. Пусть едет. Пусть отвезет на Угру свою сестру, пусть доставит оттуда себе жену. А Доброслав в это время тоже возьмет новую жену, не выезжая из дому. И тогда Ярко сможет жениться хоть на всех пяти дочерях угрянского князя – это ему уже не поможет.
