Стоя среди мужчин и с нетерпением притоптывая, Доброслав часто посматривал на отцову вдову. Сейчас решится судьба их обоих. Если Ярко высватал себе угрянскую княжну, то Семислава ему уже не понадобится: нельзя иметь двух столь знатных жен. И по прошествии «печального» года сам он, Доброслав, сможет взять Семиславу за себя. Он – другое дело: брак с ее сестрой давал ему преимущественное право перед всеми прочими женихами. То, что много лет было пустой мечтой, теперь могло стать явью.
А ведь Семислава должна была с самого начала достаться ему! Даже семь лет спустя обида и досада прорывались сквозь привычную сыновнюю почтительность. Сестры были очень схожи, но Борилада казалась тенью сестры. То же миловидное лицо, голубые глаза, золотистые брови. Но не было того огня, живости, силы духа, ощущаемой даже на расстоянии.
Зато теперь, когда Семислава овдовела и погасла, сходство между сестрами усилилось.
Наконец появился Ярко в сопровождении матери и родичей, которые ездили с ним. Взглянув на их замкнутые лица, Доброслав не удержался и вновь посмотрел на Семиславу: она тревожно теребила кисть пояса.
– Будьте живы, родичи! – первым приветствовал приехавших Доброслав. – Хорош ли был ваш путь, не стряслось ли какой беды?
Ярко вышел к костру. Доброслав видел, что тот не спешит начать свою речь, и это рождало в нем надежду.
– Спасибо за привет! – Живорад, брат Чернавы, первым поклонился. – Съездили мы без беды и новости привезли важные.
– Так будьте милостивы, не томите народ! – искренне попросил Доброслав. – Люди и от работы к вечернему времени устали, и новостей ваших заждались. Что, будем мы с Вершиславом угрянским сватами? Отдают вам его дочь?
– Вершислава угрянского деды призвали! – Начеслав значительно показал в землю. – Теперь сидит у них сын его старший, Лютомер.
По толпе пробежало оживление, послышались возгласы. Лютомера Вершиславича здесь знали: многие видели его прошлым летом на Зуше, где собиралась вятичская рать для похода.
А Семислава, стоявшая с опущенным лицом, полуприкрытым краями белого вдовьего платка, вдруг вскинула глаза и впилась взглядом в говорившего. Дрожащие отсветы пламени не давали как следует разглядеть ее, но Доброслав видел, что она взволнована. Сорвать бы этот черно‑багровый покров тьмы, заглянуть ей в глаза: что в них? Испуг? Ненависть?
Она тоже знала, о ком идет речь. Прошлым летом Лютомер ее саму взял в заложницы и после отпустил, хотя мало кто верил, что он на это решится.
Опомнившись и взяв себя в руки, Семислава вновь опустила лицо, заслонила краем платка. Но Доброслав видел: это имя и сейчас, через год, взволновало ее. Вспомнились ходившие тогда разговоры: много дней молодая княгиня находилась в руках угрянского оборотня, злые языки болтали, что‑де родит княгиня теперь волчонка… Князь Святомер тогда света белого не видел, дожидаясь ее возвращения, задержал выступление рати в поход. Многие говорили, что из‑за этой задержки поход и сложился неудачно. И самому Святомеру принес смерть.
– Ведаете вы, люди, что ездили мы с князем молодым, Ярогневом Рудомеровичем, на Угру, где князь угрянский нам дочь свою в жены отдать обещал, – заговорил Живорад.
Доброслав отметил, что обещание было более чем условное. Это он, будучи на Угре, похитил двух дочерей князя Вершины и привез сюда, надеясь выдать за своих братьев. Но Лютомер исхитрился забрать назад обеих. И его обещание выдать сестру Молинку за Ярко оказалось ложью. Помня об этом, Доброслав надеялся, что Ярко и в этот год останется с пустыми руками.
Но случившегося на самом деле он никак предвидеть не мог. Девушка, с которой Ярко обручился прошлым летом, исчезла: угряне уверяли, что ее унес Летучий Змей. Но здесь никто в это не верил: вятичи лишь хмыкали, переглядывались, крутили головой. Видать, угряне сватов получше нас нашли, вот и рассказывают басни…
Однако Лютава, старшая из сестер Лютомера, все еще находилась при нем. И он отказался отдать ее в жены Ярко.
– Другого жениха нам угряне предпочли, – рассказывал Живорад. – Воеводу смолянского. Прислан тот воевода Зимобором строить городец на нижней Угре, сажать там засаду. А зачем городец, зачем засада – вы уж сами думайте, вятичи.
Люди загудели, послышались возгласы.
– А где же сестра твоя, Ярко? – крикнул старый Берисвет. – Ты ж ее увез за Лютомера отдавать. Взял он ее?
– Взял для своего брата меньшого, – ответил Начеслав. – Себе вдову Святкину просил, да мы не так глупы! Вдову князя нашего – волку угрянскому!
– Тише, гостиловцы! – Доброслав поднял руку и вышел вперед. – Дайте я скажу!
Люди притихли.
– Угряне – смолянского князя данники, ибо они – от корня Крива, кривичского рода. Буде задумают зло – мы себя защитить сумеем. Но у них есть князья, что городцы ставят и полки собирают. А у вятичей нет. Так что же, Ярко, остался ты без жены?
Он прямо взглянул на своего соперника, и тот вспыхнул.
– Не надо мне жены угрянского рода, волчьей крови. Веры Лютомеру – что волку лесному. Я другую жену возьму.
– Какую же?
– Вдову стрыя моего, – Ярко показал на Семиславу.
Еще весной мать предлагала ему это. Тогда он отказался, мечтая о Молинке. Но мечты обманули – его прежняя любовь теперь недостижима. Осталось ему одно утешение: на утренней заре вглядываться в золотой багрянец неба, пытаясь угадать там ее сияющее лицо.
А самому придется жить на земле. И последовать совету мудрой матери.
Доброслав ожидал этого, но все же слегка переменился в лице.
Семислава медленно подняла голову и устремила на Ярко долгий взгляд. Но он смотрел не на нее, а на Доброслава, хорошо понимая, с кем ему придется побороться за свое право.
– Уж слишком уверенно ты распоряжаешься чужой вдовой, когда у покойного остались родные сыновья. – Доброслав покачал головой и выдавил усмешку. – Семислава Будогостевна – вдова моего отца и к тому же сестра моей жены. Если у нее и будет новый муж, то это буду я. Или тот, кто высватает ее у меня.
– Зачем ей у тебя совета просить – она сама над собой вольна! – возразил Живорад. – Она не полонянка какая – жена рода знатного, взята честно, с уговором и приданым. Сама себе госпожа теперь.
– Давайте‑ка у нее самой спросим, люди добрые, – подала голос Чернава, – за кого ей идти угодно. За сына моего, князя вятичей законного, или за пасынка своего, что от ее меньшой сестры уже пятерых детей имеет.
Все повернулись и посмотрели на Семиславу. Она лишь крепче сжала края верхнего платка, будто хотела спрятаться от этой сотни глаз.
– Добра твоя судьба, Будогостевна! – усмехнулся старик Берисвет. – Едва овдоветь успела, а уже два таких жениха, один другого краше! И молоды, и удалы, и родом знатны, и с мужем покойным в близком родстве. Будь я бабой, прям и не знал бы, на кого глянуть!
