* * *
За два‑три дня Доброслав привел мысли в порядок, но не сразу выбрал случай поговорить с Семиславой. Весь день гостиловцы проводили на покосе, и там Доброслав часто видел молодую вдову, но подойти не мог: кругом были люди. А родичи Чернавы и Ярко теперь куда пристальнее следили, чтобы пасынок держался от мачехи подальше. Пока Семислава оставалась свободной, никто не мог запретить ей разговаривать с мужем родной сестры, но Доброслав стремился к осторожности. Чернава умна и проницательна, к тому же ворожит: если дать ей хоть один повод заподозрить, что он не смирился с выбором Семиславы, то все дело может пропасть.
Через день он хотел вечером наведаться к ней, но на Святкином дворе перед избой столкнулся с Ярко и Живорадом.
– Невесту зашел проведать? – осведомился Доброслав.
– Я‑то – невесту. А ты чего здесь ищешь? – Ярко встал, загораживая от него дверь, и упер руки в бока.
Он был ниже ростом, и ему стоило труда не смотреть на долговязого, к тому же старшего брата снизу вверх. Но теперь, когда Семислава приняла его сватовство и родичи признали ее выбор, он стал чувствовать себя куда увереннее.
– А я – жену… мою, – Доброслав кивнул на избу.
Вошли они вместе. Семислава сидела с сестрой Боряшей и двумя ее детьми: четырехлетним Годиной и самой младшей, годовалой Светлашкой, которую особенно любила. Спустившись по ступенькам, Доброслав поклонился и встал у двери. Ярко прошел к женщинам и тоже поклонился.
– Прислала меня матушка. – Он с неудовольствием обернулся к Доброславу, вовсе не желая, чтобы тот слушал разговор, но не имея права его выгнать. – Спрашивает о здоровье и желает знать, когда обручение готовить.
– Матушке Чернаве от меня спасибо, что заботится. – Семислава встала и поклонилась в ответ, держа на руках племянницу. – А обручение – на следующий год, на Купалу. Как минет год моего вдовства, тогда буду обручаться. Как же раньше?
– Род вятичей не может еще год быть без князя, – возразил Живорад. – А князь не может быть в отроках. Сама должна понимать. Свадьбу на дожиночных пирах нужно справить, не позднее.
– Огневается муж мой на том свете, если я так скоро забуду его! – Семислава нахмурилась.
– Ты с мертвым мужем разлучена по обычаю. – Живорад покосился на Доброслава, который и исполнил тот обряд. – Он не придет за тобой. На зажинках сделаем обручение, на дожинках – свадьбу. Такова воля княгини Чернавы и князя молодого Ярогнева.
И Ярко важно кивнул.
Было ясно, что откладывать больше нельзя. Доброслав понимал: если он не хочет уступить, нужно что‑то делать, и немедленно. Мелькали безумные мысли: похитить ее… увезти отсюда подальше… Но если он похитит вдову отца, назначенную в жены другому, то рассорится не менее чем с половиной родни. Племя вятичей окажется расколото на две части, брат пойдет с топором на брата… И это сейчас, когда с юга напирают хазары и Русский каганат, а на западе смолянский князь уже ставит городец с засадой прямо на межах! О них сложат длинные сказы, но имя его будет проклято навеки.
На другой день Доброслав послал вечером жену к Семиславе, велев не возвращаться домой, пока не позовет. А когда совсем стемнело, пошел за ней сам.
Когда он тихо отворил дверь и спустился в темноту, обе женщины уже дремали.
– Ну что – нет тут жениха какого? – вполголоса осведомился Доброслав.
– Никого нет. – Боряша встала. – Пойдем домой? Как дети – угомонились?
Младшая дочь, которую она опять принесла с собой, спала на лежанке Семиславы.
– Погоди.
Доброслав подошел к Семиславе. Она встала и посмотрела на него.
– Прости, – сказала она, понимая, о чем он на самом деле хочет с ней поговорить. – Хоть право свояка за тобой, но мне о моих детях думать нужно.
– Неужели хочется тебе за Ярко идти? – Доброслав плохо различал ее лицо в полутьме, но знал его настолько хорошо, что лишь от одного ощущения, что она так близко, почти забыл свои замыслы. – За отрока? Ты ж его мальчишкой помнишь, от горшка два вершка!
Семислава невольно улыбнулась. Когда ее привезли, она была уже статной пятнадцатилетней девушкой, а Ярко, и так невысокий, в одиннадцать лет был совсем мал и едва доставал ей до плеча. Они и сейчас были одного роста.
– Хочется? Кто спрашивает, чего мне хочется? Раз уж такова моя доля – вдовой горькой остаться…
– Я спрашиваю! – Доброслав подался к ней и наклонился, пытаясь заглянуть в глаза.
Семислава невольно отстранилась, но не могла отойти: позади нее была лавка со спящей девочкой.
– Чего тебе хочется? – повторил он. – Чего тебе‑то для счастья надобно?
– Для счастья? – Семислава усмехнулась, будто не верила, что эта птица существует на белом свете. – Улететь!
Она обогнула свояка, вышла на середину избы и развела руки. В полутьме она, в белой вдовьей одежде, так походила на лебедя, что у Доброслава захватило дух.
Обычно вдова обрезает волосы, срезая с ними память о прошлом, и выходит опять замуж не ранее, чем косы отрастут, чтобы напитать ее силой для новой жизни. Но стричь Святкину вдову Чернава не стала – поберегла ее силу для сына. И сейчас Доброслав увидел в полутьме легкий проблеск этой силы – будто лунный луч за тучей. Лада не умерла в ней, только заснула…
– Улететь в Занебесье, от земли подальше, к солнышку поближе, – проговорила Семислава, будто пропела. – Отдал меня отец за мужа старого – моего желания не спросил. Теперь вот отдают за отрока юного – а куда мне деваться? Нету мне на свете ровнюшки, не будет и счастья.
Семислава опустила руки.
– Есть для тебя еще один жених, – помолчав, напомнил Доброслав.
Борьба его была жестокой, но короткой. Почему‑то ему пришла на память собственная мать, княгиня Доброслава. Она умерла до женитьбы Святомера на Семиславе и никогда ее не видела, но сейчас Доброслав откуда‑то хорошо знал, что сказала бы его мать, мудрая и справедливая женщина, обо всех этих делах. Нет, она не должна умереть со старым мужем, эта лебединая дева, в которой нашла себе земной приют сама богиня Лада. Богиня не допустит, чтобы эта красота была приневолена к нежеланному браку, угасла в тоске. Пусть летит в поднебесье, куда ей Лада путь укажет.
– Еще один? – Семислава обернулась.
– Видали мы тебе ровнюшку. Того, кто за тобой, лебедью, в небо чистое ясным соколом взмыл. Неужели забыла?
Семислава сделала несколько шагов и отвернулась, прикоснулась к убрусу, будто хотела натянуть пониже на лицо.
– Князь угрянский, Лютомер, сватался за тебя, – продолжал Доброслав. За эти дни он успел поговорить с Живорадом и Начеславом и выяснил все подробности о неудачных переговорах с угрянами. – Он тебе по всему пара: и родом, и годами, и хитростью волховной. И у него нет жены. С ним ты станешь княгиней, и дети твои у отца будут старшими. Хочешь за него идти?
