Заглянув сюда под вечерок, Солод заказал себе мясной салатик под сто граммов водки, а на десерт — пирожное и кофе.
Зал был заполнен наполовину, и Михаил, ненавязчиво изучая всех присутствующих, прикидывал, кто из этих жующих и пьющих, весело болтающих или вполголоса переговаривающихся парней и зрелых мужиков может числиться адептом когда-то запретной, а теперь вполне разрешенной любви. Таковых, по уже наметанному глазу Солода, не находилось. «Да, — подумал он, — если что и способно привлечь сюда моих «друзей», так это чистая символика. Как же, не просто тоска, а голубая. Нет, вычислить любовника Стаса можно, только уповая на чудо».
Но чудо — вещь редкостная. Придется завтра утром окончательно расстроить Лободко, признать, что следствие зашло в тупик.
И все же чудо само нашло Михаила, послав ему в качестве соседа по столику весьма рослого, но какого-то хилого, с покатыми женскими плечами, бесцветно-веснушчатого блондина с сиреневыми, как у сердечника, губами. Единственное, что в нем было мужского, это нос с горбинкой. А еще в его облике читалось нечто затравленно-испуганное, сквозила застарелая боязнь быть расшифрованным, узнанным, уличенным в постыдной и преследуемой законом (тогдашним, советским) тяге к себе подобным.
Попросив разрешения присесть за столик Михаила, печальный блондин моментально, с одного взгляда (интуиция изощренная работает, или многолетний опыт подсказывает, или само естество улавливает физические токи от того, кто с тобой рядом), понял, что на великана рассчитывать нечего.
— Ищете пару? — подмигнул блондину Михаил, едва официант принял у того заказ.
— О чем вы? — испуганно встрепенулся блондин, но тут же осекся, услышав в ответ жесткое и повелительное:
— Да бросьте вы корчить из себя девственника! Вас ведь давно распечатал какой-нибудь дядя Витя. Не так разве?
И без того печальный, а теперь уж и вовсе убитый печалью блондин пробормотал что-то невразумительное, похоже, выдавил натужно из самого нутра набор всех известных ему междометий: «А…у…о…э…»
— Я из уголовного розыска, — впервые за все это время не стал таиться Солод и показал удостоверение. — Лично к вам у меня никаких претензий. Но если можете, помогите мне.
— В чем именно? — пролепетал блондин, который, кажется, решил про себя, что в последний раз переступил порог совсем не голубой для него кафешки.
— Вам знакома эта личность? — в который раз «засветил» Стаса Никольского старший лейтенант.
— Н-нет. То есть лично я его не знаю. Но несколько раз видел в обществе Дика. Если не ошибаюсь, у них была большая любовь. Вернее, этот парень был по-черному влюблен в Дика. А Дик… Насчет Дика не уверен. Одно лишь замечал — он вертел этим, на фотографии, как хотел. Как собачкой, которая прыгает перед хозяином на задних лапках…
— Кто такой Дик?
— Не знаю. Но он гей. В обычных наших тусовках не светится. То есть не выпячивается: смотрите, мол, я голубой и не стыжусь этого, наоборот, даже горжусь…
— Как делают сейчас многие?
— Да-да. Единственное место, где Дик бывал, — это здесь, в «Голубой тоске». Поэтому среди наших он практически не известен.
— На вас он внимание обращал?
— Нет, хотя для меня он очень и очень привлекателен. Но я, видимо, не в его вкусе. Знаете, сердцу не прикажешь. Как и у вас тоже.
— Когда в последний раз вы видели Дика?
— Если не ошибаюсь, где-то в ноябре.
— Он был со Стасом?
— Да, с ним вдвоем. А потом я их больше не встречал. Ни вдвоем, ни поодиночке.
— Как выглядит этот Дик?
— Очень сильный, накачанный мужик. Ростом под метр девяносто. Нос прямой, небольшой. Глаза черные. Бородка-эспаньолка. Красивый, очень красивый мужчина, — сиреневые губы печального блондина слегка зарозовели, сам он даже чуточку похорошел, в глазах появились мечтательные искорки, и Солод понял, что этот грустный, неказистый гомик явно непрочь был оказаться в постели с Диком. — А этот, на фотографии… соплей перешибешь. Не знаю, как он выдерживал Дика, ну, сами понимаете…
— Да уж понимаю… Чисто теоретически, — усмехнулся Солод. — Послушайте-ка, как вас зовут? Кто вы? И что вы?
— Я — Алексей Ревякин. Работаю экономистом в компании по продаже автомобилей «Рено». Не женат, естественно.
— И не были?
— Был… Но почти сразу развелся. Не смог перебороть себя…
— Да… Сочувствую, Алексей… Что ж, каждому — свое… Скажите, а на чем Дик подъезжал к «Голубой тоске»? На машине? Или он безлошадный?
— На «Тойоте-камри». Причем не подержанной, а новой. По-моему, Дик — человек состоятельный. По крайней мере, деньги у него водятся.
— Номер машины не запомнили?
— Нет. У меня даже и мысли такой не было.
— Алексей, а паспорт у вас при себе? Ну-ка, дайте мне его… Должны ведь мы закрепить наше знакомство… Не пугайтесь, никакая опасность вам не грозит. Мы умеем хранить секреты. И дайте мне ваши телефоны — рабочий, домашний, мобильный… А это вам мои номера… Знаете, нам позарез необходимо выйти на этого Дика. Если где встретите его, или вспомните что-то дельное, тут же, немедленно звоните мне… Кстати, а почему Дик — Дик?
— Не знаю, — пожал плечами печальный блондин.
— Под американца, что ли, косит? Ладно… Опознать, если что, вы его сможете?
— Конечно, — тут Алексей вовсе сник, веснушки на его бледном лице проступили резче, отчетливо точечно, сиреневые губы обесцветились, побелели, он, ясное дело, проклинал судьбу за то, что появился в «Голубой тоске» именно сегодня, именно в восьмом часу вечера, занял место именно за этим столиком, напротив жесткого и сурового мента, уныние во всем его облике проступило столь зримо, что Солод на миг остро пожалел его — не такого, как все, не очень-то счастливого, не очень-то… Таких «не очень-то», в принципе, набегало много…
* * *
Майор Лободко редко так от сердца хвалил своего давнего подчиненного, старшего лейтенанта Солода, как сейчас, после того, как тому удалось выйти пока еще на призрачный, эфемерный след Дика.
— Просто потрясающе, Миша! — возбужденно говорил он, стоя перед сидящим на стуле Солодом и раскачиваясь торсом из стороны в сторону, как маятник в допотопных ходиках. — Ты все-таки нашел его, когда надежда у нас практически исчезла! Это здорово, старик! Это значит, что у нас еще есть шанс схватить преступника!
— Только вот как это сделать, ума не приложу, — Солод, у которого эйфория от собственного успеха уже схлынула, был настроен не так оптимистично, как начальник. — Этот человек наружу свой порок не выставляет. Он скрытен и осторожен. Допустим, со слов Ревякина и с его помощью составим фоторобот. Что с ним, пройтись по старым адресам? Это тут же насторожит моих приятелей-геев, если кто-нибудь из них знает Дика, он тут же маякнет ему.
