С минуту авантюрист не знал, что ответить на эти гордые и решительные слова краснокожего, но он тотчас овладел собой.
— Ты меня не так понял, любезный друг, — сказал он шутливо, — я вовсе не сомневаюсь в твоей преданности — за нее мне поручился человек, которого я считаю братом, — но поскольку мы должны оставаться вместе довольно долго, то, говоря откровенно, я был бы не прочь узнать тебя поближе, в тебе кроется что-то таинственное, чего я не опасаюсь, правда, но что в высшей степени возбуждает мое любопытство.
— Однако, сеньор, мне кажется…
— И мне, черт возьми, кажется, — с живостью перебил путешественник, — что твои действия честны, обращение откровенно, но что это доказывает? Мыс товарищем затеяли игру, в которой наши головы могут начинить пулями! Испанцев ты должен знать не хуже нас, тебе известно, какую ожесточенную войну они ведут с нами, какую ненависть питают к нам, — впрочем, и мы не остаемся у них в долгу; они зовут нас грабителями, гоняются за нами, как за дикими зверями, и безжалостно убивают повсюду, где только встречают нас поодиночке.
— Да, да, — сказал проводник задумчиво, — они поступают с вами, как с краснокожими.
— Именно так, если не хуже. С их точки зрения краснокожие — их рабы, так сказать, их собственность, лишаться которой они не имеют никакой охоты. А мы — совсем иное дело, при малейшем подозрении о том, кто мы, нас безжалостно расстреляли бы после жесточайших пыток. Смерть меня не пугает, я часто глядел ей прямо в глаза. Но если я отважно подвергаюсь смертельной опасности во имя почестей, славы и богатства, это вовсе не значит, что я собираюсь попасться, как волк в западню, и лишиться жизни, как последний дурак, для вящего наслаждения надменных испанцев. В конце концов, я должен сознаться, что какая бы сумасбродная голова ни была у меня на плечах, я имею слабость дорожить ею, потому что другой уж, верно, не подыщу.
— Вы правы, сеньор, и слова ваши основательны — доверие требует доверия. Вы действительно находитесь в моих руках и, будь я изменником, могли бы считать себя погибшим, но все же предоставьте мне действовать по своему усмотрению. Ничьей воли насиловать не следует. Каждый должен поступать согласно своим наклонностям и своим интересам. Быть может, доверие, которого вы требуете от меня сегодня, завтра я окажу вам по собственному побуждению, это зависит от обстоятельств… Впрочем, предупреждаю, что скоро я попрошу вас об одной важной услуге, пусть это будет по пословице, что долг платежом красен.
— Согласен от всего сердца, но смотри в оба, приятель, клянусь честью Берегового брата, если бы даже ты как-нибудь оплошал по отношению ко мне, я не изменю своему слову.
— Решено, теперь разбудите вашего товарища, небо принимает вид, который меня тревожит, надо поторопиться.
— Чего же ты опасаешься?
— Урагана. Взгляните наверх и вокруг себя, и вы увидите, что необходимо скорее добраться до убежища.
Молодой человек поднял голову и вздрогнул от изумления.
Солнце мгновенно скрылось за громадными желтоватыми тучами, которые мчались по небу с головокружительной быстротой армии, обратившейся в бегство, а между тем в воздухе стояла мертвая тишина, жара становилась удушливой, дышала огнем, птицы тяжело перелетали с места на место, в испуге кружили в воздухе, испуская пронзительные и отрывистые крики, животные в страхе выбегали из леса и кустарника и со зловещим воем разбегались в разные стороны.
Явление странное и вместе с тем грозное — река как будто вдруг остановилась в своем быстром течении, поверхность ее стала неподвижной и гладкой, как зеркало.
Вдали в горах слышался неопределенный гул и глухие раскаты.
Лошади под всадниками, уткнув морды в землю, сильно фыркали и скребли копытами землю, пригибая уши, сверкали глазами и в неописуемом ужасе не трогались с места, несмотря на понукания; временами они жалобно ржали.
— Что это значит? — спросил дон Фернандо с изумлением, к которому примешивался отчасти страх.
— Это значит, сеньор, что если не произойдет чуда, мы погибли, — холодно ответил проводник.
— Погибли? Полноте! — вскричал молодой человек. — Разве мы не можем поискать какого-нибудь убежища?
— Поискать можно, только найти нельзя, от землетрясения не укроешься!
— Что такое вы говорите?!
— А то, что сейчас будет ураган вместе с землетрясением!
— Черт побери! Это, кажется, не шутка.
— Не шутка, а страшная вещь.
— Далеко мы от ночлега?
— В двух милях, не более.
— Да ведь это вздор, мигом проскакать можно.
— Поздно! — вдруг вскричал проводник.
— Долой с лошади!
И схватив молодого человека за пояс, он мигом приподнял его с седла и уложил возле себя ничком наземь.
Лошадь, избавленная от всадника, тотчас улеглась рядом.
Страшный вихрь несся прямо на них, ломая и опрокидывая все на своем пути.
Мигель Баск свалился с лошади, точно мешок, и спросонья не понимал, что происходит вокруг него.
На счастье достойного авантюриста, он упал так тяжело, что остался лежать неподвижно, оглушенный падением.
В то же время раздался оглушительный треск, подобный пальбе из сотни орудий крупного калибра; вода в реке, поднятая неведомой силой, закипела, полилась фонтаном на берег и затопила все вокруг на большом расстоянии; земля задрожала с глухим и зловещим рокотом, широкие трещины открывались в ней там и здесь, горы содрогались в своем основании, деревья сталкивались, раскачиваясь из стороны в сторону, словно укушенные тарантулами.
Потом вдруг все замолкло, тучи, затемнявшие небесный свод, рассеялись, солнце выглянуло вновь, и воцарилась прежняя тишина.
— Встаньте! — крикнул проводник. Путешественники проворно вскочили на ноги и огляделись вокруг с испугом.
Они не могли узнать места, где находились. В несколько мгновений природа вокруг настолько изменилась, что все приняло совсем иной вид: там, где раньше была долина, теперь возвышалась гора, река как будто изменила свое русло, деревья, вырванные с корнем, скрученные, сломанные, переплелись ветвями и лежали, разбросанные в беспорядке, громадные трещины разверзлись в земле и пересекали равнину по всем направлениям, исчез всякий след дороги или тропинки.
Между тем с моря подул легкий ветер и освежил раскаленную атмосферу, ярко сияло солнце в голубом небе, глубокая тишина как бы по волшебству воцарилась вслед за страшным ураганом, животные, как и прежде, спокойно бродили, птицы запели в листве.
Никогда еще человеческий глаз не встречал противоположности более резкой, более поражающей.
— Что же нам делать? — вскричал дон Фернандо.
— Ждать, — ответил проводник.
— Прелестный край, — ворчал про себя Мигель, потирая бока, — даже земля уходит под ногами, на что же после этого полагаться? Ей-Богу! Море лучше во сто раз!
