— Не пугайтесь из-за ерунды, дон Кристобаль, послезавтра я все заберу у вас обратно, только заранее навьючьте на мула, когда по своем прибытии в город я проеду мимо вашего дома; мул с навьюченным на него товаром смешается с моими мулами, и никто ничего не заметит.
— Так-то лучше, я весь к вашим услугам.
— Разумеется, с условием иметь большие барыши и ничем не рисковать, — заметил презрительно капитан.
— Что ж прикажете? — наивно возразил судья. — Ведь я главный коррехидор, одно из первых лиц в городском управлении, мое звание ставит меня на вид, прежде всего мне надо охранять свое доброе имя и стараться не потерять уважение публики.
— Как же, как же! — вскричал капитан с насмешливым хохотом. — И счастлив же город, черт возьми, где такая администрация! Если правосудие наблюдается и не всегда, действует оно, по крайней мере, быстро; пример тому — бедняги-индейцы, которых вы так проворно вздернули на виселицу.
Судья встал, весь позеленев от злости. Но дон Хесус опять вмешался.
— Полноте! Полноте! — вскричал он. — Что вы это, сеньоры? Нам пора приниматься за дело — надо скорее все убрать с глаз долой.
Дон Кристобаль прикусил свои тонкие губы и бросил ядовитый взгляд на моряка, а тот презрительно пожал плечами и замолчал.
Все трое взялись за пачки с жемчугом, которые лежали на столе, и вышли из кабинета.
Еще некоторое время слышно было, как они ходили взад и вперед по дому, но по прошествии четверти часа все окончательно смолкло.
Ночь была темная, хоть глаз выколи.
— Что вы обо всем этом скажете? — обратился индеец к Лорану, зажигая свечу.
— Скажу, что это канальи, каких свет не видывал, а судья со своим набожным видом и приторной кротостью — самый отвратительный из всех.
— Мне капитан по душе, — заметил Мигель.
— Впрочем, я узнал многое, что для нас очень важно, — продолжал Лоран, — прибытие каравеллы, виды на меня достойного дона Хесуса, из которых я надеюсь извлечь свои выгоды, и плюс уверенность, что никто не знает тайников этого дома.
— Поскольку мы теперь здесь хозяева и нам нечего бояться посторонних глаз, не желаете ли вы, капитан, чтобы я ознакомил вас с подробным устройством этих тайников?
— Разумеется, желаю, Хосе, и немедленно: пока нам нечего делать, следует воспользоваться свободным временем.
Путешественники немедленно приступили к осмотру, который и произвели тщательно, со всеми подробностями, в продолжение нескольких часов. Было около полуночи, когда он наконец был кончен и три путешественника могли насладиться отдыхом.
ГЛАВА VIII. Как граф де Кастель-Морено водворился в своем новом жилище
На рассвете следующего дня они уже выходили из дома, а на исходе восьмого часа дон Фернандо открыто въезжал в Панаму со своим слугой и краснокожим проводником. Чтобы весть о его прибытии разнеслась возможно скорее, молодой человек счел нужным въехать в ворота, противоположные той части города, где находился Цветочный дом.
И цель его была достигнута — в особенности благодаря тому, что подученный Хосе ловко пробалтывался и с величайшей любезностью отвечал на расспросы, с которыми осаждали его любопытные на каждом шагу.
В гавани дон Фернандо остановился у таможни и велел вызвать служителя, назвавшись всеми своими именами и титулами.
Служитель таможни, толстяк с одутловатым лицом, тотчас выбежал впопыхах, рассыпаясь в раболепных извинениях, что заставил ждать его сиятельство.
Мнимый граф положил конец этому словоизвержению, попросив служителя доставить ему в тот же день тюки, присланные для него на каравелле «Святая Троица» и сложенные в таможне. Само собой разумеется, что толстяк свято обязался исполнить желание его сиятельства и не переставал извиняться неизвестно в чем, пока дон Фернандо не простился с ним и не уехал.
Миновав площадь Пласа-Майор и оставив за спиной улицы Маркадер и Платерос, путешественники свернули на улицу Сан-Франсиско, в конце которой находился Цветочный дом.
Коррехидор и два альгвазила стояли неподвижно у входа.
Увидев графа, коррехидор с почтительным поклоном доложил, что в соответствии с законом явился лично присутствовать при отпирании дверей дома, снятого его сиятельством, и его водворении в нем. Он прибавил, что утром к нему прискакал пеон из асиенды дель-Райо. Гонец привез запасные ключи и передал, что дон Хесус Ордоньес де Сильва-и-Кастро второпях забыл вручить их своему благородному жильцу.
Все сказанное было ложью от первого до последнего слова, дон Фернандо знал это как нельзя лучше, но не подавал вида. Он любезно поблагодарил коррехидора за хлопоты, принял от него ключи и пригласил его войти вместе с ним.
Коррехидор с радостью согласился.
Двери отперли, и путешественники в сопровождении коррехидора и двух альгвазилов вошли внутрь.
Дом был действительно великолепен и, в особенности, прекрасно расположен.
Архитектор дона Гутьерреса Агуире был человеком гениальным, план его вполне мог назваться образцовым.
Комнаты, отлично спланированные, были просторны, светлы, прохладны, удобны и меблированы не только роскошно, но и с тем глубоким пониманием комфорта, о котором тогда почти не имели понятия.
Службы, размещенные не слишком близко, но и не слишком далеко от дома, состояли из конюшенного двора с сараями прекрасного устройства.
От обилия больших деревьев и клумб с громадными тропическими растениями, поднимающимися на пятнадцать-двадцать метров в высоту, сад, обширный и со вкусом разбитый, был исполнен прохладной тени и таинственной тишины; по нему протекала речка, в струях которой весело играли на солнце целые стаи рыбок.
Казалось, граф был в полном восторге от всего увиденного.
— Известен вам этот дом, сеньор коррехидор? — между делом спросил он судью, следовавшего за ним по пятам.
— Почти что нет, ваше сиятельство, — не смущаясь, ответил дон Кристобаль, — я был в нем только раз, и то давно, в то время, когда первый его владелец погиб при таких несчастных обстоятельствах.
— Он утонул, кажется? — небрежно спросил граф.
— Утонул, ваше сиятельство, а человек был предостойный, которого Господь наверняка принял в обитель блаженных.
— Аминь! — заключил граф. — Надеюсь, сеньор коррехидор, что вы окажете мне честь и будете навещать меня.
— Помилуйте, ваше сиятельство, это будет честью для, вашего покорного слуги!
В эту минуту к графу подошел Хосе и доложил, что привезены его вещи, которые смотритель таможни поспешил доставить, и слуги графа, прибывшие на каравелле «Святая Троица», явились в сопровождении самого капитана.
— Извините, что я вынужден оставить вас, любезный сеньор, — обратился граф к дону Кристобалю с величайшей любезностью. — Как видите, я не волен теперь располагать собой.
