После поражения короля Белы на реке Шайо воевода Хуст сумел отделиться от отступающей к Дунаю армии и вместе со своим отрядом устремился на восток, к своему замку.
Чем ближе подходили они к родным местам, тем тяжелее становилось на душе у воеводы. Воины тоже притихли, охваченные дурным предчувствием. И вот, наконец, замок открылся их взглядам. Он по-прежнему гордо возвышался на самом высоком из холмов над Тисой, но был непривычно тих. Только два человека, да и то не воины, вышли на крепостную стену, чтобы встретить своего господина. Они опустили навесной мост, открыли ворота, и поднявшиеся по извилистой дороге всадники въехали во двор замка. Во дворе было также тихо и безлюдно.
— Что? — спросил охваченный ужасом воевода. — Что здесь случилось?
И ему рассказали. Когда монголы подошли к крепости, то не смогли даже подняться по дороге к замку. Три дня стояли они лагерем у подножия высокого холма. А на четвёртый попали-таки в замок. Нашёлся предатель, который тайно провёл их в крепость. Гарнизон замка во главе с каштеляном Иштваном защищался отчаянно, обороняя донжон и давая время хозяйке спрятать детей. Но спасти удалось только маленькую дочку воеводы. Его жену и сына увели с собой монгольские воины, как и других женщин и детей. И никто не знает, что с ними стало.
Глубоко и неизбывно было горе воеводы, потерявшего любимую жену и наследника. Чёрная злоба охватила его душу, и он поднял сжатые в кулаки руки к высокому небу.
— Как ты мог допустить такое, Господи? — закричал он громовым голосом. — Отныне я не верю больше в твою справедливость. Я сам стану чинить теперь в своих владениях суд и расправу. И ни один татарин не уйдёт больше живым с моей земли. Никогда! Клянусь!
Не один день заливал воевода своё горе сохранившимися запасами браги, но потом пришёл в себя и понял, что нужно как-то жить дальше. Нужно восстановить жизнь замка, и он должен вырастить свою дочь. Бедное дитя, напуганное всем случившимся, плакало и сторонилось разбушевавшегося отца. Но со временем девочка привыкла к нему, да и воевода, излив своё горе, стал проявлять заботу о ребенке. Время, казалось, притупило остроту утраты, хотя горя не уняло. Воевода наотрез отказался взять в дом другую жену и сам воспитывал дочь. С годами она стала для него центром вселенной, тем более, что, подрастая, всё больше становилась похожей на мать.
Двенадцать лет пролетели незаметно. Монголы больше не беспокоили их. Они обосновали на юге Руси свою столицу — город Батыя, Сарай-Бату. Говорили, что город этот, широко раскинувшийся на холмах, огромен и великолепен. Множество мечетей поднимают к небу высокие купола, в зелени садов прячутся стены дворцов, украшенные мозаичными узорами, в тени деревьев раскинулись водоёмы с прозрачной прохладной водой, множество рынков заполнено купцами из самых разных стран, товары со всего света находят себе место в больших складах. А на самом высоком холме над берегом Ахтубы возвышается сказочно прекрасный ханский дворец Аттука-Таша, что значит Золотая Глава. Дворец и, правда, украшен золотом.
Воевода Хуст, слушая эти рассказы, только злобно сверкал глазами.
— Ненавижу, — повторял он, — ненавижу и проклинаю их всех.
Но его ненависть ничего не меняла в жизни огромного государства, созданного завоевателями. Золотая Орда очень удобно расположилась на древних караванных путях и процветала, возводя всё новые каменные города.
— Не надо ненависти, отец, — просила воеводу подросшая дочь, — не надо зла. Оно убивает. А мы живём сейчас хорошо и свободно.
— Как ты похожа на свою мать, Дарина, — отец окинул девушку любящим взглядом. — Ей было столько же, сколько тебе сейчас, когда я увидел её впервые и навсегда отдал ей своё сердце.
Девушка взглянула на отца грустными глазами и ласково погладила его по большой сильной руке.
— Она была такая же светлая и добрая, как ты, дочка, — продолжил воевода, — но разве это спасло её от страшной участи попасть в плен к этим зверям? Нет. Только сила способна противостоять силе, зло — злу.
Он отвернулся от дочери и зашагал прочь. А Дарина смотрела ему вслед и думала о том, как может излечить душу отца, так и не сумевшего забыть свою любимую женщину и годы счастья, прожитые с ней.
А несколькими днями позже, в тёплый день мая, когда всё цвело вокруг, воевода с дочерью отправились на охоту. Возвращаясь под вечер, они заметили какую-то суету под стенами замка, над высоким обрывом и направились туда, чтобы посмотреть, что случилось.
— Мы поймали татарина, господин, — прокричал ему старший из воинов, — он хотел проникнуть в замок, но мы его схватили. Вы ведь велели убивать каждого татарина, что попадёт в наши руки.
— Я не татарин, — прохрипел прижатый к земле мужчина.
Но воин уже занёс над ним меч.
— Нет, — прокричала вдруг побледневшая до синевы Дарина. — Нет, отец, не вели убивать его.
И она, соскочив с коня, кинулась бегом к месту, где лежал на земле пленённый мужчина. Воевода, сам не зная почему, взволнованный до крайности, бросился ей вслед. Но они не успели. Занесённый над пленником меч уже ударил в незащищённую грудь. Воевода Хуст, волнуясь всё больше, подбежал к поверженному татарину и, упав рядом с ним на колени, заглянул в молодое лицо. Перед ним был … он сам, каким выглядел много лет назад.
— Сын, — прошептал он непослушными губами, — Михай.
Раненый открыл затуманивающиеся уже глаза и сделал попытку улыбнуться, но она не удалась.
— Я вернулся, отец, — прошелестел едва слышный голос, и голова его откинулась.
Несколько мгновений, показавшихся всем вечностью, воевода неотрывно смотрел в мёртвое лицо сына, а потом дико закричал:
— Будь я проклят! Я убил своего сына. А-а-а!
И, не поднимаясь с колен, он выхватил из-за пояса кинжал и всадил его по саму рукоятку в собственную грудь. Глаза его на мгновение широко открылись, и он рухнул на тело убитого по его повелению сына, смешав свою и его кровь.
Собравшиеся вокруг воины оцепенели от ужаса, глядя на то, что свершилось на их глазах. Звенящая тишина установилась над холмом, и эту тишину вдруг прорезал громкий женский крик. Обезумевшая от горя Дарина вихрем пронеслась к самому краю скалы и, не останавливаясь, кинулась вниз, раскинув руки, словно птица. А на глазах у потрясённых мужчин из-под скалы вдруг потёк кровавый ручеёк, стекая с края холма и окрашивая всё на своём пути в жуткий красный цвет.
С тех пор место это получило название Красная Гора. Замок простоял на холме ещё несколько веков, но никогда больше не знал благополучия и мира. У него часто менялись хозяева, он пережил не одну осаду, но нашёл свой конец вовсе не от вражеского нашествия. Смертельный удар замку нанесла гроза, которая разразилась над ним жарким летом 1766 года. Природа бушевала, как разъярённый зверь. Из низко нависших над самым замком сизо-багровых туч одна за другой вырывались сверкающие молнии и били прямо в цель. Один удар — в корчму на северной стороне. Другой — в дом коменданта, третий — в Часовую башню, прервав тревожный звон колокола. И, наконец, ещё один, четвёртый — прямиком в пороховой склад. Раздался сильнейший взрыв, и камни пороховой башни обрушились на мечущихся среди пожара людей. Это был бесславный конец могучего замка, который уже не было возможности возродить к жизни. Руины его и ныне поднимаются над городом, напоминая людям, что нет силы сильнее природы, и всё в руках Божьих.
