Маленький размер сыграл на руку. Твари моментально растерялись, обнаружив мое исчезновение. Принялись озираться с разочарованным бульканьем, носиться в толще воды.
– Где он? – послышалось шипение главной утопленницы.
– Не знаю, – раздалось в ответ. – Я держал. Человек ударился о корягу и исчез.
Утопленница с сиреневыми волосами несколько секунд хлопала редкими ресницами, изо рта выплывали небольшие бурунчики, затем идеальное лицо злобно искривилось.
– Превеликий болотник! – забурлила она. – Он не человек! Он ворг!
Я на несколько секунд замер, наблюдая, как утопленники мечутся в бессильных попытках меня обнаружить.
Из‑за черной окраски найти в темной воде головастика размером чуть больше горошины – задача почти неразрешимая.
Осторожно, не привлекая внимания, я направился вверх по кривой дуге, отчаянно работая хвостиком.
Пока добрался до поверхности – вспомнил все ругательства, какие знаю. Непонятно, как эти крошечные создания умудряются жить с одной лишь конечностью. Кроме того, голова несоразмерно большая, что очень затрудняет набор скорости. Одно хорошо – не надо думать о дыхании. Приспособленное к жизни под водой тельце само выуживает нужное количество воздуха и фильтрует прямо из воды. Да и линии по бокам помогают ориентироваться.
Спустя, наверное, вечность удалось добраться до поверхности. Свет затянутого дымкой неба показался таким сладким и желанным, что простонал бы, если бы у головастика было чем стонать.
На самом берегу в траве и грязи столкнулся с новой проблемой – обо что стукнуться и как вылезти из воды. Пятнадцать минут плавал около кромки туда‑сюда, пока не нашел маленький камешек.
Нынешнему телу вполне достаточно для оборота. Главное, успеть выскочить на тропу прежде, чем заметят утопленники. Они пока на глубине, но когда увидят ворга – кинутся к поверхности.
Я налетел на камень, в глазах вспыхнуло. Меня перевернуло пару раз, тело с хрустом увеличилось, через мгновение я принял человеческий облик. Быстрей, чем успел подумать, выполз на середину тропы и на несколько секунд замер на четвереньках.
Вода стекает с волос, в грязи образовались ямки, из которых крошечные ручейки стекают обратно в топь. Тело ломит, перед глазами цветные пятна и звездочки. Быть головастиком отвратительно, но если бы не жаба, я бы точно не вспомнил о них. Ну, спасибо, зеленая.
На превращение в такого зверя тратится много сил. Поэтому в птиц и рыб обращаются редко – костей мертвячьих не напасешься. Ну и обратно трудно бывает. Потом штормит, как сейчас. Приходится искать нежить, чтобы восстановиться, иначе даже в волка трудно.
Сейчас я чуть сильнее человека. Если удастся перекинуться, то обратно уже вряд ли. Во всяком случае, пока не сожру целого мертвяка.
От воды послышался разочарованный стон, утопшие лица снова вытаращились на меня из‑за прозрачной пленки во главе с сиреневолосой кикиморой.
– Нет, – проговорил я охрипшим от воды голосом. – Сегодня нам не по пути. И, надеюсь, никогда по пути не будет.
Качаясь на слабых ногах, я поднялся. Штаны снова потеряны. Точнее, они в пределах видимости плавают в болоте. Но так далеко, что достать никак не получится.
Я махнул рукой и двинулся по тропе. Все равно один иду. А отобрать у кого‑нибудь портки всегда успею.
Болото снова потянулось унылой чередой луж и озерец. Искривленные недовольством физиономии то и дело мелькают в толще воды, но на поверхность не суются. Видимо, утопленников держит какая‑то болотная магия, у них свои правила и законы.
Удивительно, конечно. Даже в мире кикимор есть нечто, что контролирует жизнь, если это можно назвать жизнью. Они беспрекословно подчиняются, все подчиняются. Даже нежить безгранично предана Ильве, а любые попытки выказать недовольство пресекаются на месте.
Чего не скажешь о людях. Вечно что‑то не нравится, кто‑то постоянно кого‑то дурит, пытается найти лазейку, халяву, чтоб поменьше делать и побольше получить. Гоблины, хоть и изворотливы, как лисы, но если делают – то до конца. А людей не понять. Даже утопнув, не могут покоя найти.
Через некоторое время тропа сузилась, стала шириной всего в полшага.
Я нахмурился. Если так пойдет дальше, в один прекрасный момент она совсем кончится и оставит меня наедине с утопленниками.
Но выбора особо нет, поэтому топаю дальше, изредка смахивая капли тумана с лица. Несколько раз из дымки вылетали стайки болотных светляков, кружили над головой. Один даже сел на плечо и принялся деловито потирать лапки. Потом, видимо поняв, что тут ничего вкусного нет, поднялся и улетел вслед за собратьями.
Если собрать стайку таких жучков в бычий пузырь и прикрепить к палке – хороший светильник получится.
За спиной знакомо чавкнуло. Я обернулся, но никого не увидел. Тот, кто преследует меня, либо невидимка, либо очень умело маскируется. Кроме тумана, луж и кочек, ничего не видно. Привкус мертвечины стал совсем ярким, словно неделю жевал кости. Теперь даже в нос отдает.
Из глотки вырвался раздраженный рык. Хищники не любят становиться объектом слежки. Непонятно, кому еще понадобилась моя персона. Не нападает, а мог бы. Даже не знаю, сколько раз оказывался к нему спиной.
Я по‑собачьи тряхнул головой, разбрызгав капли с волос, и ускорил шаг. Головокружение и слабость после оборота прошли. Чувствую себя, как нормальный ворг. Можно даже забыть, что сейчас не перекинусь даже в волка. О других зверях и говорить нечего.
Совсем рядом из воды с шипением вырвался фонтанчик, забрызгав меня торфяной грязью. От неожиданности я подпрыгнул на месте и раздраженно выругался:
– Проклятая топь!
Словно мне в ответ, из воды выстрелил еще один фонтан, уже ближе. Едва успел отскочить, уворачиваясь от новой порции торфа. Тугая пленка из ряски с болотной гнилью натянулась гигантским пузырем и застыла в таком положении.
Я сжался, как пружина. Пузырь похож на горб неведомого чудовища, которое проснулось от спячки и очень хочет выяснить – кто его разбудил.
Так и не успел понять, как это получилось, но пузырь неожиданно лопнул, выпустив облако зловонного газа. Желтые частички медленно поплыли в воздухе. Они быстро осели на листьях ряски, в растениях остались сквозные дыры с обугленными краями.
Новый пузырь стал надуваться всего в шаге. Я секунду пялился на новое чудовище, затем трезвая мысль хлестнула, словно кнутом: бежать.
Я сорвался с места и кинулся по размокшей тропе в туман, на бегу перепрыгивая лужи и непонятные кочки, которые, скорее всего, не кочки, а какие‑нибудь болотные звери.
Мышцы моментально разогрелись, сердце качает, как добротный гоблинский насос. Природа наделила качествами, необходимыми для выживания в любых условиях. Наверное, даже эльфы не могут похвастаться такой универсальностью. Хотя тролль их разберет, все равно толком о них не знаю.
