Я на секунду оторопел. Бабка умерла так рано, что привыкнуть к ней не успел, но рассказывали, меня любила больше остальных. А тут вот она, собственной персоной.
– Да не рано, – произнес я, пряча взгляд. – Я живой.
Бабка вскинула тонкие брови.
– Живой? – удивилась она. – Зачем же забрался в такую даль?
Откуда‑то подул странный ветерок, не сильный, но настойчивый и плотный, как кисель. Меня качнуло, еле удержался, чтобы не упасть.
– Да вот, – проговорил я, отшагивая, – дела есть.
Бабка все меньше напоминает родственницу, хотя точно знаю – это она, моя бабушка, у которой маленьким сидел на коленях и жевал медовые соты. Она напевала что‑то доброе, а я засыпал, свернувшись клубочком.
– Дела… – протянула она задумчиво. – Дела – это хорошо. Но сначала обними бабушку, а потом иди.
Я подался вперед, но вспомнил слова шамана и застыл на месте. Бабку любил, но сейчас она призрак, а что у них на уме – только богам известно.
– Что‑то не до нежностей мне сейчас, – проговорил я, крепче сжимая трубку.
Родственница округлила глаза с прозрачными веками, рот раскрылся.
– Не обнимешь? – изумленно спросила она, растопырив руки.
На слишком длинных пальцах заметил когти, не загнутые, как у воргов, а длинные, словно кинжалы. Прозрачная фигура пошатнулась и подалась вперед, волосы гневно поднялись.
Пение шаманов настойчиво гудит где‑то вдалеке. Это они хорошо придумали, если б не слышал – забыл бы, зачем пришел.
– Знаешь, бабуля, – проговорил я, опасливо отходя в сторону, – мне и правда спешить надо.
Лицо бабули резко исказилось – нос окончательно превратился в крючок, глаза вспыхнули холодным синим светом. Она раскрыла рот, в прозрачной глотке видно черепушку.
Бабуля проорала зло:
– У‑у‑у, преда‑а‑тель!
С этими словами она кинулась вперед, широко раскинув руки.
Я поспешно отскочил, меня снова бросило вперед так, что спину выгнуло. Шаманская напасть! Еще немного – и привыкну так перемещаться.
Где‑то вдалеке застыл яростный вопль бабули, но через секунду растворился в призрачном мире.
Меня остановило на самом краю обрыва. От неожиданности чуть не потерял равновесие, руки замахали, как лопасти, пришлось отклониться назад, чтоб не свалиться в бездну.
Дна не видно – все туманом затянуто. Едва не выронил трубку, пальцам срочно захотелось ухватиться за что‑нибудь. В голове мелькнули слова шамана, я вцепился в трубку.
Кое‑как удалось удержаться на краю. Я с натужным выдохом отшагнул назад. Сердце колотится, как у мыши. Теперь‑то знаю, какое оно быстрое.
Глянул на трубку – пальцы сжаты так, что костяшки побелели.
На другой стороне обрыва горы из прозрачного блестящего материала. Наверное, что‑то похожее добывают гномы в своих рудниках. Только там приходится по камешку откалывать, а тут целые скалы. Знать бы еще, что это такое. Но, вообще, какая разница – между нами пропасть глубиной в бесконечность.
Я осторожно заглянул за край. Каменистые склоны круто уходят вниз, белая дымка скрывает дно. В сочетании со звуками шаманьего голоса все выглядит впечатляюще и непреодолимо.
Справа от меня у самых ног завертелся воздух. Круглый бурунчик исказил картинку, через секунду на его месте появилась дыра, из нее самоуверенной походкой вышла рыжая кошка. На груди светлое пятнышко в форме ромба, шерсть длинная и пушистая.
Она посмотрел на меня. И без того длинные зрачки вытянулись. Животное, видимо, удивилось, даже морду скривило презрительно.
Я лязгнул зубами. Отлично, теперь несуществующая кошка будет на меня косые взгляды бросать.
Когда ворг перекидывается в зверя, он не становится им в полной мере, а только заимствует внешность и качества. Но душа, так сказать, остается прежней, даже несмотря на влияние инстинктов животного. От этого волком хочется выть, а мышью – жрать червей.
Потому не представляю, что делает кошка в мире духов и почему смотрит на меня, как на поющего гнома.
Кошка минуту вылизывала шерсть, пока та не заблестела, как промасленные гоблинские волосы. Вроде в мире духов, а все туда же – намываются и фыркают.
Животное наконец закончило священнодейство. Хвост вскинулся трубой, кошка шевельнула ушами и демонстративно направилась к обрыву.
Я наблюдал. Стало дико интересно, что она собирается делать. О прыжке на другую сторону речи быть не может – даже волчьего прыжка недостаточно.
Кошка замерла на краю, голова повернулась. На мне остановился осмысленный взгляд голубых глаз. Мыслящие кошки – явный перебор.
То, что произошло дальше, заставило меня открыть рот.
Рыжая шагнула в пропасть. Ожидал, что лохматый комок с жалобным мяуканьем сорвется в бездну. Вместо этого она прямо по воздуху направилась на другую сторону.
Наверное, я долго таращился на кошку, она успела пересечь ущелье и усесться на прозрачном камне, глядя на меня. Глаза щурятся от блеска камней, хотя солнца не видно.
Минут через пять пришел в себя. Потряс головой, вытер лоб, подышал, как полагается. Привычные законы тут не работают. А работают непривычные, и глазам верить нельзя. Что там говорил колобок? О чем думаешь, то и происходит? Значит, в кошачьей голове через пропасть есть мост. Не по воздуху же она прошла. Или почему нет? Может, кошка подумала, что умеет летать, если, конечно, способна так думать.
От противоречивых мыслей голова загудела. Нет, мне определенно рано в мир духов, надо заканчивать и выбираться.
Кошка все еще сидит и смотрит на меня, словно приглашает, мол, чего ждешь, я же прошла.
– Безумный мир, – пробубнил я и подошел к обрыву.
От высоты сперло дыхание, в висках пульсирует мысль: сейчас добровольно шагну в бездну.
Я с глубоким вдохом закрыл глаза и представил, как из обрыва к противоположному краю вырастает крепкий каменный мост с высокими перилами. Представлял так детально, что даже узоры на столбиках выбил. С мостом бездна уже не кажется такой жуткой, главное – поверить, что мост действительно есть.
Подняв ногу, я приготовился сделать шаг, но снизу снова раздался знакомый голос:
– Решил прекратить страдания?
Я резко открыл глаза и поставил ногу на место. Из глотки вырвался глухой рык, в ноге возникло непреодолимое желание пнуть тварь. Аж пятка загудела.
Кошка на противоположном краю, увидев его, вздыбила шерсть и зашипела. Вот кто‑кто, а кошки знают толк в плохом и хорошем, правда, выбор всегда делают на свое усмотрение.
– Слушай, – сказал я грозно. – Отстань от меня, а?
