Я глубоко вздохнул. Значит, охотники. Неуязвимая чудо‑нежить, которая бродит где‑то неподалеку, если парень, конечно, не выдумал.
Резкий кислый запах ударил в нос, я инстинктивно пригнулся, увлекая вниз принцессу и Шамко.
– Здесь кто‑то есть, – сказал я, принюхиваясь.
Запах незнакомый и тревожный, даже шерсть под плащом дыбом встала. Ветер дует с запада, чутьем нас не обнаружить. Приблизившись к мерцающему кусту, я вслушался в вечернюю степь. До ушей донеслись глухие звуки шагов. Такие могут издавать лишь ноги, лишенные не только обуви, но и мяса.
– Что ты там говоришь об охотниках? – спросил я Шамко.
Плечи Шамко нервно затряслись. Я стукнул его по спине, чтоб взбодрился, хотя у самого по спине забегали мурашки, поднимая шерсть. Тот ойкнул и согнулся, словно его оглоблей огрели, в глазах обида и страх.
– Надо бежать, – сказал я, отодвигая мерцающие ветки куста.
Лицо парня вытянулось, он втянул голову в плечи и произнес затравленно:
– Но куда? Вся степь кишит нежитью. У абергудцев договор с нами, но действует только на болоте. Нас догонят и сожрут.
– Если будешь ныть, – пригрозил я, – я сам тебя сожру.
Для убедительности показал клыки и сдвинул брови. Парень испуганно отшатнулся, затем выпрямился и обреченно вздохнул.
Глянув на Изабель, понял, что на своих ногах далеко не убежит. Придется нести. Принцесса тихо взвизгнула, когда я забросил ее на плечо.
– Удобно? – спросил я. – А то вы нежные, сквозь десяток перин горошину чувствуете. Слышал, что так проверяют уровень принцессности. Или это у эльфов?
Она промолчала, продолжая ерзать. Некоторое время пыхтела, пытаясь улечься так, чтобы плечи не давили в живот.
Наконец Изабель затихла. Я прижал к себе и осторожно повертел головой. Очередной порыв ветра принес порцию кислого запаха, шаги гнилых ног приблизились, но охотников все еще не видно.
– Вперед, – скомандовал я и побежал через широкую поляну, густо поросшую зеленью.
Сзади донесся безутешный стон Шамко, затем послышался топот и прерывистое дыхание.
Солнечный диск уже достиг горизонта и медленно погружается за край, бросая последние лучи на Мертвую степь. Небо постепенно сиреневеет, с запада наступают сумерки, непривычно лиловые. Все быстро преображается, зелень покрывается синевой. Мерцание кустов усилилось, они стали похожи на природные фонари. На кротовые норы перестал обращать внимание – их уже не счесть.
Через полверсты трава поднялась до пояса, появились луговые цветы, которые один за другим раскрываются с приближением вечера.
– Я выдохся, – донесся из‑за спины задыхающийся голос.
Чуть притормозив, обернулся. Лицо Шамко покраснело, к мокрому лбу налипли волосы, глаза навыкате. Бедняга, почти не отстал, это подвиг для абергудца.
– Надо спешить, – коротко сказал я. – Нельзя останавливаться. Чует мое нутро, ох чует…
Шамко наклонился, уперевшись ладонями в колени, и стал глотать воздух. Ребра ходят ходуном, щеки, как помидоры. Хлыст для погона водомерок распутался и торчит из‑под доспеха, словно змеиное кольцо.
Немного отдышавшись, парень поднял голову и проговорил:
– Если нас обнаружили, уже не уйдем.
– Кажется, ты забыл. С вами ворг, – напомнил я, разворачиваясь в сторону степи.
Шамко простонал:
– Ты хоть знаешь, куда идти?
– Нет, – ответил я. – Но разберусь.
Изабель на плече зашевелилась, почувствовал, как маленькие ладошки уперлись в спину. Даже сквозь плащ стало тепло.
– Я кого‑то вижу, – сказала она, приподнимаясь на плечах.
Обернувшись, я резко потянул носом. Но в воздухе лишь запах вечерних трав и могильной земли. Поток воздуха теперь с другой стороны, запах не уловить. Зато уши различили шаги.
Шамко запричитал так жалобно, что захотелось самолично швырнуть его в лапы охотникам. Только лучистый взгляд Изабель остановил.
– Ах ты ж, проклятье водяных! – стонал он. – С таким грузом далеко не убежишь. Нагонят, это к ведьме не ходи. Охотники неуязвимы.
Бред это, подумал я. У каждого есть слабое место, надо лишь знать – куда бить.
– Так, – сказал я, ставя принцессу в траву. – Вас спрячу, а сам уведу мертвяков по большой дуге. Раз они охотники, значит, идут по следу и не чувствуют запахов, как я.
Глаза Изабель округлились, она вцепилась мне в руку с такой силой, что едва не проткнула кожу острыми, как у кошки, коготками.
– Лотер, не бросай нас! – взмолилась она.
В васильковых глазах заблестела влага, левый зрачок вытянулся. Взгляд стал умоляющим, хоть сам бери и плачь.
Пару секунд я завороженно смотрел в глаза принцессе, понимая: если промедлю еще немного, спасать будет некого. Но теплые руки и кукольное личико оказались сильней логики. Лишь когда на щеку сел здоровенный комар, я дернулся и отошел.
– Я вас не бросаю, – попытался успокоить я принцессу. – Ты пойми, с тобой на плече еще убегу. Но ты ж не дала бросить паренька. Теперь надо тащить до конца. А с ним точно не скрыться.
Изабель виновато посмотрела на меня, затем перевела взгляд на Шамко, который печально опустил плечи и вжал голову.
– Я не хотела, – проговорила принцесса тихо, – я не…
Изабель опустила взгляд и стала мять пальцы, как это делают провинившиеся дети. Я несколько секунд переводил взгляд с принцессы на паренька и обратно. Один выглядит как побитый пес в дождливую погоду. Даже нет – хуже. Как брошенный медвежонок. Они очень беспомощны, когда маленькие.
Другая – олицетворение вины и скорби. Рыжие локоны трепещут на ветру, грудь от волнения вздымается так высоко, что в вырезе мелькает зеленый камень. Еще немного – и вода по щекам побежит.
– Все, – сказал я резко. – Хватит рассусоливать. Надо шевелиться, иначе правда догонят.
– Но где здесь спрятаться? – не отступала Изабель.
– Хороший вопрос, – ответил я.
Вдалеке показалась черная точка. Если б не хорошее зрение, решил бы, что это просто какая‑то козявка над травой. Изабель, видимо из‑за кошачьего глаза, тоже приметила. Значит, времени у нас не так много.
Я пригнулся в траве, Шамко и принцесса последовали моему примеру. Мелькнула мысль выкопать яму, но тут же понял: не успею. На деревья тоже не забраться – маленькие, кривые.
Решение пришло неожиданно.
– В траве схоронитесь, – сообщил я раздельно.
Шамко вытаращил глаза.
– Чего? – не понял он.
