– Ну вот, – Слаттери поднял голову к «Флори» и, похоже, остался доволен увиденным, – дальше пойдет гладко.
Лейтенант деловито отвязывал две веревки от каната гондолы. Освобожденные концы, обхватившие колбасу аэростата, повисли у него по бокам.
– На всякий случай, майор, эти два устройства вам следует знать. Первый – спускной клапан. С его помощью снизимся плавно, даже без лебедки. А это… – он постучал по канату, отмеченному красной полоской, – аварийный спуск. – Лейтенант кивнул на «Флори». – Его ни в коем случае не трогайте. Он вырвет кусок обшивки и разом выпустит газ. Поможет быстро спуститься, если покажутся вражеские аэропланы. Бывает, что слишком быстро, но вы не беспокойтесь. В это время дня редко что случается. Война делает перерыв на завтрак.
Когда шар успокоился, майор снова взглянул на покинутую недавно землю Бельгии. Высоко ли они поднялись? Он устремил взор в сторону Франции, всматриваясь в дымку и гадая, нельзя ли с такой высоты увидеть Англию.
– Майор? – Постучав его по плечу, Слаттери протянул тяжелый бинокль и указал на восток: – Фронт там.
Майор повернулся к востоку и поднес бинокль к глазам – голова закружилась, когда расплывающийся мир бросился на него. Он подкрутил колечко фокусировки. Так человечество уже не виделось расплывчатыми пятнышками. Он ясно различил фермера, поставившего ногу на перекладину ворот и с довольным видом курившего трубку, глядя, как свинья кормит поросят. В нескольких сотнях ярдов от него солдаты кипятили чай в домике без одной стены, а в поле кавалеристы чистили коней, и майор видел пар, поднимающийся от разгоряченных галопом животных. Девочка в белой кофточке и длиной шерстяной юбке, с желтым платком на голове расхаживала среди сердитых гусей, рассыпая корм и лениво пиная запоздавших убраться с дороги.
У полевой кухни повар раздавал еду угрюмым томми, а рядом, у шатровой палатки, два офицера расставили на шатком столике яичницу и толстые хрустящие куски хлеба. Офицеры курили и попивали чай из жестяных кружек. Один запрокинул голову, смеясь над какой-то шуткой, и чуть не свалился, когда ножки стула ушли в мягкую землю. Тогда захохотал и второй. Мальчики – теперь, когда они подначивали друг друга, это стало очевидно. Не старше двадцати. В сотне ярдов от молодых офицеров майор заметил еще одно непривычное зрелище: там густо теснились деревянные кресты: тела павших дожидались эксгумации, после которой их перевезут на постоянное место упокоения. Перед одним из крестов одиноко стоял человек – склонил голову, быть может, в молитве, а каску держал в руке. Майор отвел любопытный взгляд, чувствуя, что бестактно вмешался в чужое горе.
Все и каждый, на ком останавливались линзы бинокля, вели себя так, будто до боев было много-много миль. Но по мере того, как аэростат поднимался выше, становилось очевидным, как мало на самом деле это расстояние. С каждым футом, с каждым ярдом война лезла в глаза.
– Наш полк учебный, поэтому нас держат подальше от места действия, и видно не очень хорошо, сэр. Но взгляните налево, на север. Там долина Ипра, выступ на германскую территорию. Видите те холмы? Там немцы. Бедолагам внизу досталось. Взгляните, кое-где обломки торчат. Там были деревни. Батареи видите? Это, конечно, наши. Теперь смотрите прямо вперед. Вы уж мне поверьте, майор, только отсюда и можно разобрать, что происходит. В траншеях головы не поднять, и мир для вас сужается.
Не волнуйтесь, они далеко, малокалиберным нас не достать: немцу, который нас подобьет, причиталась бы главная из германских медалей. Начинайте с того, что ближе к нам. Фермы видите, сэр? Ни одной крыши не уцелело. Там люди отдыхают по пути с фронта и на фронт или кому выпало несколько дней в отпуска. Теперь смотрите дальше, вдоль новой дороги. Вам должны быть видны темные линии. Тянутся с севера на юг. То есть справа налево, видите? Нашли? Вторая линия траншей. Невозможно все время держать людей на острие, нужна смена. Так, от них ответвляются… осторожно, ветер меняется, «Флори» сейчас выправится… от них ответвляются ходы сообщения к окопам передовой. Идут зигзагом, верно? Почти все траншеи так, вы еще увидите. А где не зигзагом, там с выступами вроде бастионов. Так, если кто ворвется, ему перекрывается линия огня, да и осколки не разлетаются на милю. Траверсы – так их правильно называть – они, видите ли, сдерживают взрывную волну. Учиться пришлось на собственной шкуре. Следующий ряд слева направо – это окопы огневой поддержки, вторые от передовой. Там вы, возможно, и получите свое. Пункты первой помощи располагаются в них. А дальше еще ходы сообщения идут к главной стрелковой линии. К самой передовой. Видите: парапеты, мешки с песком? А за ними проволока и заграждения от кавалерийской атаки. А за ними…
– Ничья земля, – произнес майор пересохшими губами.
Они поднялись уже так высоко, что виден был тот же рисунок траншей, повторяющийся на германской стороне: заграждения, проволока, окопы, широкие зигзаги ходов сообщения и снова траншеи. Почти зеркальное отражение. Но между двумя армиями оставался зазор, от вида которого у майора и пересохло во рту. Зазор этот тянулся к северу и к югу, насколько хватало мощности бинокля. Местами там лежала просто черная полоса земли, на других участках еще цеплялись за жизнь покалеченные деревья и кусты.
Майор удивился, отметив, что эта полоса смерти не равномерной ширины. Вероятно, противники копали траншеи не по плану, а там, где оказалось удобнее, когда к концу 1914 года война перешла в позиционную. Поэтому спорная зона между союзниками и немцами то расширялась, то сужалась, от чего передовые позиции оказывались то дальше друг от друга, то ближе.
Нейтральная полоса походила на прихотливые изгибы реки. Она уже стала чертой европейского ландшафта, змеей протянувшись на семьсот миль, от бельгийского побережья до границы Швейцарии. Только вместо воды в ее русле текло, билось в берега человеческое страдание, несчастье. Майор понял, что заглядывает в самое брюхо того зверя, который терзает и закапывает в землю Бельгии и Франции молодежь Империи. Вот он, дракон.
Теперь он видел систему в безумной затее с аэростатом. Замнач медслужбы позволял неофитам попробовать на вкус то, что им предстояло, а если кто надеялся повлиять на исход войны – усвоить масштаб того, с чем они столкнулись. И испытывал на прочность решимость старого врача, ветерана совсем другой войны – назойливого старика, которому бы наслаждаться пенсией, а не талдычить о новых методах лечения, спасительных для людей, зарывшихся в окопы на равнине внизу.
Донесся раскат артиллерии и – ближе – безумная трескотня пулемета. На севере встал султан грязного дыма, из ветвей прыснули вверх лесные голуби. Как видно, перерыв на завтрак завершился. Пора было кончать и экскурсию. Майор опустил бинокль.
– Простите, – сказал он и, протянув руку через плечо Слаттери, дернул веревку клапана. «Флори» зашипел, возмущенно свистнул, и майор нутром ощутил, как подъем сменился спуском.
