Он встал, с трудом держась на ногах. Под стопами осыпался мусор. Онемевшими пальцами Блох стал стягивать с себя одежду. Портупея подалась достаточно легко. Пистолет и штык он, сняв, забросил в кусты. Один сапог потерял раньше, а теперь скинул и второй. Рваный мундир пропитался пылью, с пуговицами Блох провозился целую вечность, но все же сумел раздеться до белья. Его вдруг пробила дрожь. Не выдадут ли его сорочка и кальсоны? Лучше не рисковать. Он стянул и их, а потом углубился в лес, в надежде кружным путем выйти к своим позициям.
Удача его не оставила. Он нашел двух томми, погребенных осыпавшейся землей. Один был неузнаваем: лицо, разбитое и опаленное раскаленной шрапнелью, превратилось в мерзко блестящий овал. Рядом грудой лежало что-то серое и розовое. Второй солдат был цел и еще жив – едва жив. Веки его трепетали: он уходил из этого мира и возвращался на миг. Блох дважды ткнул умирающего его же штыком. «Простейший рефлекс», – сказал он себе. Потом снял солдатский медальон и надел цепочку на шею. Мальчик был моложе его – или смерть сделала его моложе. Все равно. Случается, фронт старит людей на десяток лет, но годы спадают вместе со страхами и заботами этой жизни.
Браслет с номером Блох тоже взял. Раздеть труп оказалось не проще, чем снять одежду с себя. Он справился с брюками и носками, когда его снова накрыла слабость. Обшарив карманы, Блох нашел флягу и пакет с пайком. Он глотнул воды и съел черствую галету с сыром и мясными кубиками, потом пальцами зачерпнул из банки говяжьей тушенки. Найдя расчетную книжку солдата, прикарманил и ее.
От усталости и сытой тяжести в животе закружилась голова. Блох понимал: нельзя, чтобы его застали рядом с двумя мертвецами, а сил раздеть их до конца не было. Натянув брюки, он забросал землей ноги того солдата, в которого превратился. Потом двинулся дальше – наугад определив восток. Клинок-улику выбросил в воронку от снаряда.
Уже через пять минут Блох вывалился на поляну, где трое настоящих томми установили в небольшой впадине пулемет, обложив его мешками с песком. На линии огня в лес уходила узкая тропа. Засада против атаки, которая могла последовать за обстрелом. Старший в расчете выпрямился, навел на Блоха свой «Ли Энфилд» и что-то выкрикнул. Блох не услышал ни звука. Сержант дал знак своим оставаться на месте и шагнул вперед.
Блох хотел поднять руки, но не удержал равновесия и упал на колени. Сержант, продолжая целиться в него из винтовки, нарочито длинными шагами пересек прогалину. Наклонился и свободной рукой приподнял медальон. Прокричал что-то через плечо своим товарищам. Повесил «Ли Энфилд» на плечо, подхватил Блоха под мышки и поднял на ноги. И, забросив его правую руку на себя, наполовину повел, наполовину потащил контуженого к Сомерсет-хаусу.
Там для него нашли одеяло и обувь, дали чаю, покурить, а потом, отстояв в очереди, где каждому, кто пытался с ним заговорить, Блох показывал на ухо, он попал к добродушному британскому врачу и суровой, но еще привлекательной сестре милосердия – к тем самым, сообразил Блох, которых он высматривал в прицел. Они по возможности привели его в порядок. То есть выдернули два обломанных зуба, удалили многочисленные занозы, вправили нос и наложили толстую нашлепку посреди лица. Закончив, нашли ему тюфяк, чтобы отлежался до отправки в тыл. Не будь это так больно, Блох улыбнулся бы иронии судьбы.
26
Санитарная машина уже в темноте высадила их перед палаткой переливания, в дверях которой собрался комитет по встрече. Радости на лицах не было: два штормовых фонаря прокладывали темные морщины между нахмуренными бровями. Встречали вернувшихся майор Торранс, Каспар Майлс, сестра Спенс, утешавшая заплаканную мисс Пиппери, и Робинсон де Гриффон.
Мисс Пиппери, едва миссис Грегсон вышла из машины, бросилась к ней, обняла и залилась слезами. Привязанный к столбику палатки джек-рассел-терьер успел дважды тявкнуть, прежде чем де Гриффон строго прикрикнул на песика. После чего отдал честь Ватсону.
– Рад, что вы не задержались, сэр.
Ответить Ватсону не дал Майлс. Он с гневным упреком бросил:
– Что вы, черт возьми, подмешали в кровь, Ватсон?
Тот обернулся к Майлсу, подумав, что ослышался:
– Простите, доктор?
– Кровь была испорчена, Ватсон. Совсем.
Торранс осуждающе поцокал языком и вмешался:
– Джентльмены, дайте же майору Ватсону дух перевести.
– Шипоботтом уже не переведет, – буркнул Майлс.
– Шипоботтом? – повторил Ватсон. – Шипоботтом умер?
– Боюсь, что так, – мрачно подтвердил де Гриффон. – Я приехал сообщить своим, что нас снова отправляют на линию, и… да, он умер.
– Причем самой ужасной смертью, – добавил Майлс.
Как ни тянуло его сразу броситься в палатку, Ватсон сохранил спокойствие профессионала.
– Могу я осмотреть тело?
– Думаю, даже обязаны, – наконец понизил голос Торранс.
Все посторонились, позволив Ватсону войти. Бриндла куда-то перевели, теперь занята была только одна койка, но человек на ней изменился до неузнаваемости. Ватсон при виде покойного едва сдержал крик. На щеках Шипоботтома остались глубокие царапины – несчастный раздирал кожу ногтями и сорвал прикрывавшую глаз повязку. Кожа на груди тоже была разодрана. Сложенные ладони скрючились когтями. Их стягивала лента бинта – очевидно, чтобы помешать страдальцу уродовать себе лицо и горло.
Зрелище оказалось достаточно тяжелым, но самым примечательным и пугающим было выражение лица: глаза навыкате, кожа по краям голубоватого оттенка, язык вывален изо рта, губы растянуты в безумной ухмылке. Бедный Шипоботтом походил на афишу шоу уродов. Ватсона при взгляде на него затошнило.
– Давно он мертв? – пересохшими губами выговорил майор.
– Несколько часов, – отрывисто пролаял Торранс.
– И до сих пор не расслаблены лицевые мускулы?
– Сами не видите? – возмутился Майлс. – Горгулья во плоти, черт бы его… вы на него посмотрите!
– Вижу, – огрызнулся Ватсон, от усталости ставший раздражительным. – Собственно говоря, я хотел бы спокойно осмотреть тело.
– Чтобы придумать другое объяснение вместо влитой вами отравленной крови? – съязвил Майлс.
– Это еще неизвестно, – без особой убежденности возразил Торранс.
– Не изложит ли кто-нибудь ход событий последовательно? Мисс Пиппери, вы не могли бы помочь? – спросил Ватсон.
Волонтерка захлебнулась всхлипом и кивнула. Миссис Грегсон успокаивающе пожала ей руку.
– Я, как мы договорились, наблюдала пациента, когда капитан де Гриффон…
– Постойте. Вы де Гриффон из норфолкских де Гриффонов? – перебила миссис Грегсон.
