– И в этом качестве я обязан очистить репутацию процедуры переливания цитратной крови. Я не ищу лишних приключений, майор Торранс. Много ли, по-вашему, найдется добровольцев на донорство и на лечение, если разлетятся слухи о том, как умер Шипоботтом?
– Тем больше причин не устраивать вокруг его смерти песен и плясок, подчеркивая ее загадочность. – Майор указал на Ватсона черенком трубки. – Я требую как можно скорее избавиться от тела.
– Вы не намерены связываться с военной полицией?
– На столь зыбких основаниях?
– Вас беспокоит визит фельдмаршала Хейга?
Торранс дернулся, словно наступил на растяжку мины, и Ватсон убедился, что попал в больное место. Майора не радовала перспектива наполнить госпиталь полицейскими и тенью загадки без ответа – с кошмарным трупом вдобавок.
– Меня больше беспокоит мысль выставить себя дураком.
Но Ватсон расстрелял еще не все патроны.
– В этом деле есть еще одно любопытное обстоятельство. На его груди имеются небольшие надрезы. Крошечные, почти незаметные невооруженным глазом, но в лупу они отлично видны. Я подозреваю, что надрезы нанесены после смерти – на них почти не проступила кровь. – Потянувшись к столу, Ватсон взял карандаш, изобразил метки на обратной стороне рапорта и поднял лист. – Вот. Ничего не напоминает?
– Знак?
– Да, римская цифра. Цифра четыре. Видите? Римское обозначение четверки, только прямая черта получилась длиннее, чем V.
– И что это должно означать? – протянул Торранс, зажигая трубку и окутываясь голубоватым облаком дыма.
– Думаю, майор Торранс, что мы имеем дело с четвертым убийством.
– То есть? – нахмурился майор.
– То есть отсюда вытекает вопрос: где жертвы номер один, два и три?
33
Миссис Грегсон как нельзя лучше понимала, что, если доложиться старшей сестре или матроне, ее немедленно приставят к делу. Поэтому она держалась подальше от прежнего начальства. Было это нетрудно: госпиталь Байоля служил прежде санаторием, собравшим туберкулезников со всей Бельгии. Помимо внушительной готической громады главного здания, здесь имелась дюжина отдельных коттеджей, а также гимнастический и реабилитационный центры. В одно из этих одноэтажных зданий, называвшееся ныне «отделом регистрации и хранения», она и направилась.
Основные дела ОРХ велись в большой комнате, заставленной множеством рядов открытых металлических стеллажей с коробками. Здесь хранились вещи пациентов. Команда санитаров сортировала и паковала на низких деревянных скамьях имущество, которое следовало вернуть в часть или родственникам. Великое множество документов, сопровождавших эту процедуру, помещалось в старом гимнастическом зале по соседству. Где-то в бюрократических залежах этих двух комнат скрывалось искомое доказательство, что Шипоботтом был не единственным солдатом, скончавшимся с такой ужасной ухмылкой на лице. Над ОРХ властвовал цербер – уорент-офицер Артур Ланг, своим письменным столом почти загородивший проем бывшей двойной двери – единственный вход в главный зал.
Миссис Грегсон знала мнение Ланга о женщинах: их надо держать на поводке, от кухни до кровати, и не дальше того. Его изогнутые усы вместе изображали букву W, а бусинки подозрительных глазок имели цвет угольной смолы. Им уже приходилось сцепляться прежде, когда Ланг проведал о ее прошлом. Он явно читал популярные газеты, поскольку запомнил ее кличку: Красная дьяволица. Миссис Грегсон думала, что с войной все забылось. Как видно, нет.
– Ну, миссис Грегсон, – поднял бровь Ланг, – давненько вас здесь не видели. Да еще с пустыми руками. У вас больше никто не умирает?
Волонтерки обычно приносили ему на регистрацию картонные коробки с имуществом.
– Боюсь, что умирают. Смерть не берет выходных. Просто меня на несколько дней переводили в другое место.
– И вы по мне соскучились?
– Разве что по вашему остроумию и привлекательной наружности.
Он просиял:
– Это не единственные мои достоинства.
– От миссис Ланг я слышала другое.
Начальник поморщился:
– Ну а мне вас не хватало, миссис Грегсон. Сам не знаю почему. Чем могу служить?
– Мне нужно посмотреть одну историю болезни. И копию свидетельства о смерти. Они хранятся у вас.
Ланг в ответ прищелкнул пальцами.
– Что такое?
– У вас есть запрос от врача?
– Нет, это же совсем простое дело…
– Как и запрос. Подписанный врачом. Тут речь о конфиденциальности.
– Мне не нужно ничего конфиденциального, – возразила миссис Грегон. – Только открытые источники.
Ланг подался к ней и понизил голос:
– Здесь, миссис Грегсон, все конфиденциально. Мы должны обеспечить им хоть какое-то посмертное достоинство. Чтоб не каждый Том, Дик и Дьяволица рылись в их документах. Откуда мне знать, не работаете ли вы на какую-нибудь помоечную газетенку, выясняя, что случилось с лордом имярек?
Миссис Грегсон заглянула в комнату через его голову. Представила, как ночью вламывается в зал и, добыв нужное, исчезает без следа. «Как в романе Анжелы Брэзил, – заключила она, – и столь же правдоподобно».
Встретив взгляд Ланга, она задумалась, хватит ли ей духа разбить ему голову пепельницей, после чего заставить остальных выдать ей документы. Впрочем, угроза тяжелой пепельницей выглядела нелучшей стратегией.
– Пожалуйста? – попробовала миссис Грегсон.
– Нет.
– Всего один раз.
– Вы не уполномочены.
– А как же непристойные открытки?
Он подозрительно прищурился:
– Что-что?
– Грязные картинки. За шесть пенсов. Такова ведь расхожая цена? И два шиллинга за настоящую грязь.
Он дернул усами, на скулах загорелись красные пятна.
– Не понимаю, о чем речь.
– В отделении Спойон есть санитар, Гордон. У него их полны карманы. Пойдем, спросим, где он их берет?
Офицер оглянулся через плечо, проверяя, не слышат ли подчиненные, но те, скучая над работой, не заметили ее обвинений.
– Миссис Грегсон, уверяю вас…
– О, бросьте это, мистер Ланг. Я провожу ночные обходы. У вас, мужчин, одно на языке. Что вытворяет Фифиор Трикси с вашим маленьким джентльменом. Какие штучки у француженок, какие у бельгиек… да уж, они могли бы научить английскую розочку, как обращаться с сучком. Я только об этом и слышу. В том числе – где купить сладкие французские картинки. Никто не спрашивает, откуда они берутся. Но мы с вами знаем, верно?
