Через тридцать ярдов Твидовый встал как вкопанный. Секунду старикан поворачивал голову, как гончая, потерявшая след, потом присел, достал лупу, и то, что увидел, снова погнало его вперед.
Они перевалили за каменистый пригорок и вышли на крутой спуск к буковому лесу. Старик, пыхтя и отдуваясь, снова присел на корточки, растер что-то между большим и указательным пальцами. Взгляд его был прикован к гнувшимся под ветром кустам под гребнем. Знаком приказав мальчику ждать, он на цыпочках подкрался к кустарнику. Палку он теперь держал как посох. Берт невольно отметил, как пугающе блеснули его глаза, когда старик, обернувшись, приложил палец к губам.
С тихим криком он ринулся вперед и раздвинул тонкие ветки, скрывавшие неглубокую яму. На секунду ветки сомкнулись за его спиной, но Твидовый тотчас вылез обратно. Почувствовав, что тревожиться больше не о чем, Берт приблизился к преступным кустам. Твидовый отвел ветки палкой, и мальчик увидел.
На меловой почве среди темных корней лежал человек в одежде, в которой Берт – эксперт по армии вторжения – сразу узнал темно-синюю форму германского флота. На ногах у него были отличные высокие ботинки на шнуровке. Узор следа с вывернутым «Р» красовался на подошвах. Даже Берту было ясно, что человек мертвее мертвого. Лицо у него сильно обгорело, на одежде запеклась кровь. Берт впервые видел покойника и решил, что нужно будет описать этот случай.
Твидовый терпеливо объяснил, что буква «Р» и зигзаги молний изображаются на обуви, изготовленной в немецком городе Pirmasens – Пирмазенс, в центре обувного производства, компанией Pessen. Потом он послал мальчика за солдатами.
Когда тот вернулся, Твидовый вынырнул из кустов, отряхнул грязь с колен и рассказал солдатам, что погибший – помощник командира цеппелина, что призван он из Бремена, что, судя по дорогим ботинкам, по неформенным ремню и портупее, он из состоятельной семьи. Ожоги и следы на руках говорят о том, что именно он поджег застрявший дирижабль.
Раненный взрывом, он, не желая задерживать товарищей, спасавшихся от плена, отошел, волоча ногу, сколько мог от пожара, потом на четвереньках прополз еще семьсот ярдов, оставляя на земле капли крови и клочья обожженной кожи, и около полуночи забился в эту дыру.
Уверившись, что все это улеглось в голове у обомлевших солдат, Твидовый поблагодарил Берта, объяснил, как узнал в нем бойскаута, и оставил на прощание шиллинг и странную фразу:
– Как видно, Берт, одних пчел человеку все же мало.
С этими словам он зашагал прочь быстрой упругой походкой, запомнившейся Берту по первой встрече с этим странным человеком.
36
Они вели бой в темноте – сражались с призраком, не имеющим ни вида, ни формы, и не знали, откуда ждать опасности. Ватсону казалось, будто он перенесся в Средние века, где против болезни и эпидемий у него были только примитивные снадобья из трав да заклинания суеверных.
Де Гриффон свесился с койки. Его шумно рвало в стальное ведро. Когда капитан качнулся обратно на подушку, миссис Грегсон утерла ему рот и приложила к лицу резиновую кислородную маску. Припадки повторялись, но уже реже. Они очистили больному желудок сиропом ипекакуаны, чтобы вызвать рвоту, и порошком лакрицы с сегнетовой солью в качестве слабительного в надежде вывести яд из тела. Жар сбили гваяколом. Синюшности пока не было – бледность, скорее, отдавала в серый цвет, – но пульс бешено частил, давал перебои, а приступы сводили мышцы лица в ту самую жуткую усмешку.
Ватсон не знал что и делать.
– Я хочу заменить ему кровь, – сказал он, когда пациенту стало полегче.
– Заменить?
– Провести полное переливание.
– Боже мой! А это не опасно?
Ватсон ей не ответил. Ответ был один: «Да, опасно». Но опасно и бездействие.
Они сумели доставить де Гриффона в госпиталь на грузовике, который привез на буксире передвижную баню. Был момент, когда Парни из Ли, решив, что врач претендует и на прицеп, едва не взбунтовались. Но Ватсон велел Платту отцепить баню, а миссис Грегсон, сев за руль «денниса», очертя голову погнала его к палатке для переливаний.
Сейчас Ватсон взял у де Гриффона кровь из уха и размазал ее по фарфоровому блюдцу. Кое-кому из королевского семейства эту процедуру приходилось повторять регулярно. Больная кровь.
– Это долго?
Ватсон улыбнулся – вопрос был вполне уместен.
– Не меньше суток.
– А сколько времени у нас есть?
– Боюсь, меньше. – Он пожал плечами.
– Это не вызовет шока?
– В таком ослабленном состоянии острое сердцебиение может поразить миокард. Чем больше мы вольем ему крови, тем сильнее будет нагрузка на сердце. Поэтому придется не только вливать, но и выпускать понемногу.
Ватсон ждал возражений, но не услышал. По правде сказать, он приблизился к границе своих познаний. Гемотрансфузия была молодой наукой, выковывавшейся, и очень быстро, в горниле сражений.
Он уколол себе палец и капнул крови в пробирку с суспензией натрия цитрата, потом хорошенько встряхнул пробирку.
– Вы хотите дать ему свою кровь?
– Пару пинт могу уделить. Не дадите ли образец вашей?
Миссис Грегсон подставила палец, и он ланцетом добыл несколько капель ее крови для раствора цитрата.
– У меня вторая группа, – сказала она. – О, подождите…
Сняв с лица капитана кислородную маску, она отступила, позволила ему вытошнить струйку зеленоватой слизи и снова утерла рот.
– Кажется, желудок мы ему вычистили.
Капитан что-то неразборчиво пробормотал и упал на кровать. Лоб его еще блестел от лихорадки. Миссис Грегсон воспользовалась спокойной минутой, чтобы вынести ведро. Когда она вернулась, Ватсон уже закончил тест на агглютинацию.
– Похоже, он у нас универсальный реципиент.
Миссис Грегсон закатала рукав.
– В таком случае… а потом я схожу за миссис Пиппери.
– Благодарю. – Майор разматывал повязку у себя на руке. – Можно использовать старый надрез. Да, и спасибо за сведения о Хорнби. Как вы решились?
– Разве вы не получили моей записки?
Он машинально потянулся к брючному карману, достал помятый конверт, который принесла утром сестра Дженнингс.
– Простите.
Майор хотел вскрыть конверт, но миссис Грегсон остановила его:
– Не трудитесь. Там сказано только, что я уступаю сестре Спенс и возвращаюсь в Байоль. И заодно попробую достать историю болезни человека, у которого видела те же симптомы.
– Трудно было ее достать?
– Не слишком. – Мелькнувшая на ее лице тень говорила иное. – Пожалуй, я немножко нагнула инструкцию. А значит, рискую нажить неприятности, если доведется туда вернуться. Кое-кто наверняка захочет свести со мной счеты.
