Ватсон покивал. Он в свое время повидал много детских смертей: от скарлатины, дифтерии, чахотки, полиомиелита. Он знал, как разоряют похороны семью, которая по бедности питается раз в день.
– Его мать скончалась от туберкулеза, когда Платту стукнуло двенадцать, и тогда он начал после школы подрабатывать на фабрике. Отец, все говорят, был пьяницей, так что растить братьев пришлось мальчику. С четырнадцати он работал на фабрике полный день. Мы вынуждаем большинство вести такую жизнь… скажу вам, если Бог даст мне пережить войну, я буду хозяином совсем иного толка.
– Рад это слышать. Но прежде нам надо выяснить, кто и что именно сделал с вами. Возможно, кое-кто из вашей «соли земли» не столь добродушен, как вы считаете. Вас, видите ли, отравили. Как и Шипоботтома.
Де Гриффон помрачнел:
– Я сам уже понял, майор. Но не могу представить, чтобы кто-то из моих людей хотел меня убить. Имейте в виду, майор Ватсон, я не имел никакого отношения к Ли. Дела фабрики вели мой отец и брат. Меня воспитывали как помещика. Хотя теперь, когда их обоих нет, кое-что изменится.
– В частности, теперь вы – лорд Стэнвуд?
– Да, только кричать об этом не стану. Хватит и этой приставки «де». Если объявить о новом титуле, люди станут гадать, называть меня капитаном, сэром или светлостью. Кланяться ли мне, снимать ли шапку… Нет, с этим разберемся потом, когда война кончится. А если меня не станет, наследником будет мой юный кузен. Так что, прошу вас, без титулов.
– Конечно. Но вы продолжите фамильное дело? Хлопок?
– Там видно будет. Майор, я и не бывал даже на чертовой фабрике, кроме как один раз, мальчиком. Прошествовал по цеху как… стыдно вспомнить. Как принц какой-нибудь. Помню только, как стальные набойки женских башмаков выбивали искры из мостовой. Меня это завораживало. Но их город мне не родной. Например, историю Платта знаю только из разговоров с ним и по слухам. Не из первых рук.
– Не мог ли кто-то затаить зло против всей семьи? Вот как миссис Грегсон не может слышать самого имени де Гриффонов.
– Допускаю. Хотя, поверьте мне, де Гриффоны были далеко не худшими из хозяев. Кое-кто в последние десятилетия даже назвал бы нас просвещенными.
– Только не профсоюзы.
– В этом отношении, насколько я знаю, наша фабрика не отличается от других. Теперь это кажется нелепым, но вы не представляете, какую угрозу ощущали владельцы со стороны рабочих организаций. Они боялись потерять все. Теперь другое дело. Профсоюзы есть почти на всех фабриках. На наших в том числе. Послушайте, если это – месть моей семье, при чем тут Шипоботтом?
– Шипоботтом работал на вашей фабрике?
– Да. На одной из. И его отец. Но работал ткачом. Простой народ, можно сказать. Не начальство, даже не из мастеров.
– А Хорнби?
– Эдди Хорнби? Да, кажется, он из блэкстоунских. Но не из моего взвода. И он, сколько я помню, умер от газов, а не от яда.
– Не уверен. Миссис Грегсон лицо несчастного Шипоботтома напомнило лицо Хорнби после смерти. И она проверила: в Байоле нет записей о других жертвах газовой атаки в то время на том участке. Каким образом он пострадал?
Капитан прикусил губу.
– Что такое?
– Дело в том, майор, что третью роту переподчинили подполковнику Чарльзу Фолксу. Вам известно, что это значит?
– Боюсь, что нет, – покачал головой Ватсон.
Де Гриффон почесал лоб.
– Это непросто объяснить. Фолкс собирает особые отряды на каждом участке фронта.
– Что значит – особые?
Капитан смущено хмыкнул.
– Я не вправе рассказывать. Официально они называются Б.О.Г.О., но слово на «Г» вслух произносить не положено.
– Газ?
– Я этого не говорил. Рядовой, произнесший это слово, попадет на лафет.
Полевое наказание номер один… Провинившегося привязывали к колесу лафета и оставляли без пищи и воды, зачастую на холоде…
– Поэтому вслух чаще говорится «особые меры» или «вспомогательные части» и используются прочие подобные эвфемизмы.
– Но мы уже применяли газ, – возразил Ватсон. – При Лоосе.
– Да, в качестве так называемого удара возмездия. Но власти предпочитают не оглашать масштаб нашей готовности к подобным атакам. Как обвинять гуннов в варварской жестокости, если сам готовишься сделать то же самое? Если не хуже.
Ватсон потер лоб – как лампу с джинном. Ни джинна, ни озарения не явилось.
– Значит, эти симптомы могли быть вызваны случайным отравлением газами?
– В случае с Хорнби – безусловно. Он был приписан к особому отряду в «Горелом доме», как мы его называем. Это следующая за Суффолком ферма. Другое дело, как могли отравиться Шипоботтом и я.
Ватсон, размышляя, налил себе воды. Может быть, он облаивает не то дерево? Выставляет себя дураком, настаивая, что произошло убийство – или, в случае де Гриффона, покушение? Известно, что обе стороны изобретают все более жуткие способы убивать и калечить людей. По всей Европе таинственные личности заняты совершенствованием способов смерти в самых разных обличьях. Германия, несомненно, использовала соединения цианида, вызывающие сердечные приступы. Однако, напомнил себе майор, еще не изобрели газа, который выцарапывал бы на коже отравленных римские цифры. Если он прав насчет этих меток и не вычитал слишком много смысла в случайных царапинах.
Он помнил Горелый дом. Башенки за пастбищем мулов, он заметил там часовых. Значит, так бдительно охраняли газы.
– Вы пили из колодца на ферме?
– Нет. Немцы набросали туда падали. Я понимаю, о чем вы думаете: заражение, а не газ.
Ватсон уже отбросил эту мысль.
– Капитан, оставив меня у тела Шипоботтома, вы сразу вернулись на ферму Суффолк?
– Да. Почему вы спрашиваете?
– Я должен установить, что вы ели, пили, с чем контактировали перед приступом.
– Ну я собирался вернуться сразу – я приехал на своем лучшем коне, Лорде Локки, – но меня перехватил Каспар Майлс. Пригласил выпить.
– Почему?
Капитан пожал плечами – мол, обычное дело.
– Мы с ним прежде не встречались, но он друг семьи.
– Майлс? – Ватсон не сумел скрыть удивления. – Друг де Гриффонов?
