– Так вот, воинственный «Союз» терял влияние на Лигу и потому решил замазать ее грязью. Они подложили бомбу, заманили Джорджину под предлогом какой-то встречи и оставили у нас в чулане подложные улики. Мне пришлось долго разыскивать доказательства, что она заходила в пустое здание ради несостоявшейся встречи, а не подкладывать бомбу.
– Вы продолжили расследование?
– Она была моей женой, – тихо сказал Грегсон.
«Но ты дал ей развод, – подумал Ватсон. – Что ж, ты по крайней мере не пожалел сил, чтобы очистить ее имя. Это достойно».
– А теперь какие у вас отношения с миссис Грегсон?
– Любезные, – с горечью ответил лейтенант. – Даже чуть более того. После освобождения она уехала из Лондона, чтобы спрятаться от шумихи.
– Но имени и тогда не переменила.
– Нет. Говорила, что она невиновна и ей нечего скрывать.
«Кроме мужа», – отметил Ватсон.
– Любопытно, однако, что в здешних событиях оказалась замешана воинствующая суфражистка.
Грегсон вскинулся, словно от пощечины:
– Не думаете ли вы?..
– Нет, – решительно мотнул головой Ватсон. – Нет. Разве что миссис Грегсон побывала в прошлом году в Египте.
– Насколько я знаю, нет.
– Мне не дает покоя еще кое-что. Какая-то мелкая неправильность… – Ватсон откинулся на подушки. Рассуждения, попытки нашарить в темноте тонкие связующие нити отняли много сил. – Я не в лучшей форме, инспектор.
– Лейтенант, – поправил Грегсон.
– Простите. Я, знаете ли, вижу в вас вашего отца. Мы бывали жестоки к полицейским. Не только к вашему отцу. К бедняге Лестрейду. И к инспектору Грегсону. Я сожалею об этом. Это была своего рода игра…
– Позвольте сказать, майор Ватсон, что отец, как бы ни пыхтел и ни фырчал, втайне был ужасно рад, что попал в ваши рассказы. Даже гордился. А теперь я оставлю вас отдыхать. Позже мы продолжим нашу беседу.
– Благодарю. Не пришлете ли вы мисс Пиппери? Если она в состоянии.
Вернувшись, мисс Пиппери застала майора дремлющим и хотела выйти на цыпочках, когда он заговорил:
– Не подумайте о ней плохого.
Рука мисс Пиппери потянулась к крестику за воротником.
– Я стараюсь не думать, но развод! – Таким тоном говорят «таракан» или «паук» и так же содрогаются при этих словах. – Я могла бы догадаться. Моим родителям она сразу не понравилась.
– Ну а мне, уж извините, она нравится.
Ее лицо выразило отвращение:
– Однако…
– Тридцать лет назад и я мог бы рассуждать, как вы. Надеюсь, что не стал бы, но взгляды мои тогда были другими. Однако здесь сыграли роль разнообразные обстоятельства. Непреодолимые. Я бы посоветовал вам написать ей и объясниться.
– Не могу.
– Напишите ей в госпиталь.
– Уже написала. Что мы больше никогда не будем подругами.
– Так сразу? Вы не отослали письмо?
– Один человек ехал в Байоль. Я набросала записку…
– Нет! – Он так отчаянно выкрикнул это слово, что зашелся в припадке кашля. Схватил стакан, глотнул. – Глупая девочка. Поверьте мне хотя бы в этом. Если вы не исправите сделанного, оглянувшись на сегодняшний день с другого конца жизни, будете жалеть, и только жалеть. Она – ваш друг, этим так легко не разбрасываются. Свяжитесь с ней. – Майор нашел в себе силы погрозить девушке пальцем. – Бог, если он хоть отчасти таков, каким мы его представляем, вас простит.
– А ее? Думаете, ее он простил бы?
– Да. Бог ее простит. Но простит ли он вас, если вы разорвете узы дружбы?
– О чем вы говорите?
– Мы рождаемся в одиночестве и в одиночестве умираем. В промежутке нам даруются несколько связей с другими, мужчинами и женщинами. Человек должен найти кого-то – друга или любимого, ради кого он готов жертвовать и принимать жертвы. Посмотрите на солдат в окопах. Боевое товарищество для них, быть может, важнее всего, что они знали в жизни. Потому что когда-нибудь потом их сможет понять только тот, кто сам прошел через это.
Он выпил еще воды.
– Жизнь бывает такой запутанной. Мужья и жены разводятся, друзья становятся врагами, любовь остывает. Но мы пытаемся снова и снова. Вам больно, потому что миссис Грегсон вам лгала. Мне тоже. Вы чувствуете себя обманутой, преданной. Отстраните на время эти чувства. Расскажите мне о миссис Грегсон.
Миссис Пипери, достав крестик из-за ворота, все трогала его пальцами.
– Ну дайте подумать…
– Уберите крест. Не о разведенной женщине. О той миссис Грегсон, которую вы любите.
– Люблю? – повторила она, словно впервые услышала это слово.
– Разве не любите?
– Я… – Она сжала крест в кулаке и спрятала его под платье. – Люблю за то, что ее ничем не проймешь. Что она всегда готова попробовать новое. Что ее не запугаешь авторитетами. Что она меня защищает.
– Вам приятно, что вы можете назвать ее подругой. Что она выбрала подругой вас, – подсказал он, вспомнив, что говорил ему Грегсон о своем отце. – Верно?
Мисс Пиппери кивнула, вдруг почувствовав себя глупой и обнаженной перед этим мужчиной.
– Верно. Мне такой, как она, никогда не быть, но она научила меня ценить себя, какая я есть. И какой могла бы стать. Но откуда вы знаете?..
– Просто знаю. Будем считать, стариковская мудрость. Только не высчитывайте, сколько мне лет. А теперь идите. Напишите подруге новое письмо. Напишите, что подумали и поняли, что это ничего не меняет.
Уже выбегая из палатки, волонтерка улыбнулась ему.
– Спасибо вам, доктор Ватсон.
«Майор», – поправил он про себя. Хотя ему приято было услышать старое уважительное: «доктор». Это звучало надежно. Как в старые времена.
Он снова сомкнул веки и уже соскальзывал в сон, когда наплывающую уютную темноту разорвал свист падающей бомбы.
61
Уинстон Черчилль не спал сутки. Не выспались и стоявшие перед ним шестеро, хотя держались они на удивление прямо, учитывая, как должны были вымотаться. Одетые в темное, с вычерненными лицами, только круги под глазами они получили от природы – или от усталости. Строй стоял на опушке леса Плаг-стрит, где двенадцать часов шли изнурительные маневры.
Черчилль прохаживался перед строем, топча липкую пленку грязи, покрывшую поле. «Скоро пойдет дождь, – думал он. – Эти люди заслужили горячее питье, теплую еду и добрый крепкий бренди. Надо короче».
