Младшая сестра Дженнингс тихо ахнула.
От ответа миссис Грегсон удержал стрекот мотоцикла – подъехал рассыльный. Остановив свою машину, он сдвинул на грязный лоб очки и выкрикнул слово, которого Ватсон не понял:
– Пэбээр!
– А как же эвакогоспиталь Плаг-стрит? – возразила сестра, махнув рукой на юг. – У нас половина состава в отпусках.
Мотоциклист пожал плечами:
– Их разбомбили. С самолета. Прямые попадания. Бомбы небольшие, зато вроде бы много их.
Сестра содрогнулась, представив, как осколки хотя бы и самой малой бомбы разлетаются по палаточному лазарету, как мало защиты дают полотняные стенки.
– Потери?
– Надо думать.
Сестра щелкнула пальцами, обращаясь к Дженнингс:
– Я пошлю в главное за хирургами. А вы собирайте сестер. – Она обернулась к Бриндлу: – Не могли бы вы помочь на приемке?
И наконец она вспомнила о волонтерках:
– А вы, девушки, пожалуйста, постарайтесь по возможности не путаться под ногами.
Когда их оставили одних, миссис Грегсон приподняла длинный подол платья и трижды топнула по дощатому полу, сопровождая каждый гулкий удар криком ярости.
– Сестра Грегсон, я хочу извиниться за сестру… – начал Ватсон.
– Нет-нет, не называйте меня сестрой! Я не сестра, и я… – Она скривила губы: – Я ей никакая не «девушка». Миссис Грегсон будет в самый раз. Я не первый раз сталкиваюсь с такими, как она, майор. Хотя эта – редкий образчик!
– Полагаю, что есть смягчающие обстоятельства…
– Я, майор Ватсон, едва увидев вас с вашими трубками и шприцами, поняла, что вы джентльмен. Я не жду, чтобы вы приняли чью-то строну. Вражда между волонтерским и александровским тянется чуть ли не с начала военных действий. – Она сделала несколько глубоких вдохов, взяла себя в руки. – Мы займемся распаковкой, майор. Вам для начала надо будет попасть на сортировку. К тому времени, как вы закончите там, мы все подготовим к переливанию.
Майор спросил о том, что привело его в недоумение:
– Почему посыльный сказал: «Пэбээр»?
– ПБР, – поправила мисс Пиппери, выделяя каждую букву. Голос ее после перепалки двух властных женщин показался слабым и робким. – Ранения, которым отдается приоритет на перевязочном пункте. Проникающие брюшные ранения. Вы их, кажется, называете КТ – кишечные травмы.
Майор кивнул. Новое оружие, такое как шрапнель, требовало новой терминологии. «И новой медицины», – напомнил он себе.
– А это значит, майор Ватсон, – заключила миссис Грегсон, – что ваша чудесная кровь потребуется раньше, чем вы думали.
5
Этот томми так и не узнал, как ему повезло. Он мелькнул всего на долю секунды: чумазое тощее лицо, на котором Блох в прицел различил выступающие почерневшие зубы. Солдат решился выглянуть за бруствер из мешков с песком, проверить – все ли тихо на ничьей земле позади витков колючей проволоки. В эту секунду, за время одного удара сердца, унтер-офицеру шарфшутце Блоху надо было решить, стоит ли этот томми дорогостоящего патрона и риска обнаружить укрытие. Волоски прицела скрестились прямо на его лице, на переносице. Блох чувствовал, как напрягся рядом, предвкушая выстрел, его наводчик ефрейтор Шеффер. Но соблазнительная мишень уже скрылась за бруствером.
«Дождись офицера или специалиста. Выстрел должен окупаться».
Это мантра снайпера. Тот томми был рядовым, к тому же новичком – фуражка еще не обмялась на проволочном каркасе. Старые окопники вынимали проволоку, чтобы тулья приминалась и меньше привлекала внимание стрелков. Впрочем, в последнее время Блох замечал все больше стальных касок Броди. Все равно – от его выстрелов эти каски не спасали.
Блох чуть повернул голову и, найдя взглядом трубку, насосал в рот воды – подержал под языком, прежде чем проглотить. Глаз его не отрывался от прицела отцовской охотничьей винтовки «маузер». Они заняли позицию до рассвета – засели в одной из сотен изрывших землю воронок между линиями окопов. Эта отличалась тем, что оказалась рядом с комлем дерева, вывернутого и расщепленного взрывом. Остатки корневой системы обеспечивали снайперу идеальное укрытие.
Оба лежали под камуфляжной сеткой, вымазав лица, волосы и кисти рук грязью, и походили на первобытных тварей, вылепленных из смертоносной земли Фландрии. Блох игнорировал холодную сырость, сочившуюся от земли, нервный пот, липкую вонь мертвечины и мелкую ледяную морось, сыпавшуюся с унылых туч, затянувших всю Северную Европу. Бывает хуже – напоминал он себе. Летом в воздухе полчища жирных мух, а от трупного смрада выворачивает даже крыс.
Дальше к северу ничья земля была разворочена непрерывными обстрелами в мерзкую жидкую грязь, но здесь, на более спокойном участке, еще виднелись следы довоенной сельской жизни. Неподалеку стояли фермы и амбары – правда, уже без черепичных крыш, без выдранных на дрова деревянных балок. Среди обглоданных крысами и обклеванных воронами солдатских скелетов попадались лошадиные трупы и туши скотины, пасшейся здесь в мирные времена.
За спиной Блоха начиналось свекольное поле – из-под земли прорастали стебли и пучки листьев, обеспечивавшие дополнительное укрытие, когда снайпер занимал позицию в растущем предутреннем свете. Кое-где он замечал ржавый лемех или валек, брошенные захваченными войной фермерами. Прежде здесь лежали плодородные поля: их возделывали еще отцы и деды местных крестьян. С трудом верилось, что те простодушные времена могут вернуться. Шрамы на земле Фландрии, конечно, останутся на поколения вперед.
Блоху, несмотря на долгие часы в неудобной позиции, нравилась работа снайпера. Недели тоски в окопах и траншеях, где весь мир ужимается до полоски неба над головой, были не по нему. «Шарфшутце» принадлежали к элите, свободно передвигались вдоль линии фронта, добавляя новых зарубок на прикладе винтовки – зачастую той самой, из которой стреляли на охоте в мирные дни. Для него, как и для фландрских крестьян, ремесло было семейной традицией: Jager – охотником – был и отец, и дед Блоха.
– На одиннадцать минут влево, – услышал он шепот Шеффера, подавшего голос впервые за час.
Блох плавно повел винтовкой. За ржавыми витками проволоки провалились два метра британского бруствера – просыпались внутрь плохо завязанные мешки с песком. Блоху видны были руки, торопливо заделывающие брешь. Он представил, как солдаты, стоя на стрелковой приступке, горбятся по-обезьяньи, старясь укрыться от взглядов противника. Это давалось нелегко – британцы откапывали до слез мелкие окопы. Для снайпера – манна небесная.
